Чудовище, которое мы убили, полностью побелело. И парило, как сухой лед. Глаза на обрубке хобота вроде бы еще смотрели на меня, но они уже начали таять и вытекать.
Я боялся как никогда в жизни, потому что смерть бродила рядом — и я это знал. Всем своим существом чувствовал: что-то собирается сделать вдох, набрать полные легкие воздуха. Ощущение было таким сильным, что по коже побежали мурашки. Но при этом я и улыбался. Улыбался во весь рот. Не смеялся, но был близок к этому. Я накрыл инопланетянина тентом и двинулся к двери. Напрочь забыл про «полароид». Оставил на бетонном полу.
Уже подходил к двери, когда посмотрел на «бьюик». И какая-то сила потянула меня к нему. Уверен ли я, что его сила? Честно говоря, нет. Возможно, дело лишь в том, что несущее смерть всегда зачаровывает людей: обрыв и пропасть за ним, дуло револьвера, смотрящее на нас, словно глаз, если развернуть оружие стволом к себе. Даже острие ножа выглядит иначе, когда час поздний, а все домочадцы уже спят.
Все это находилось глубже уровня мышления. На уровне мышления я лишь решил, что не могу уйти и оставить «бьюик» с поднятой крышкой багажника. Багажник тоже выглядел.., ну, не знаю, словно готовился вдохнуть. Что-то в этом роде. Я все улыбался. Возможно, даже посмеивался.
Я сделал восемь шагов.., может, и двенадцать, скорее двенадцать. Говорил себе: в том, что я делаю, никакой глупости нет, Эдди Джи — пугливая старушка, принимающая страхи за факты. Я протянул руку к крышке. Хотел захлопнуть ее и уйти (так я себе говорил), но заглянул внутрь и с губ сорвалась фраза, которую произносят, сильно удивляясь. Возможно: «Это же надо» или «Чтоб я сдох!»
Потому что в багажнике что-то лежало. На коричневой обивке. И напоминал этот предмет транзисторный радиоприемник конца пятидесятых или начала шестидесятых годов. Из него даже торчал блестящий штырь, прямо-таки антенна.
Я сунул руку в багажник, достал «приемник». Посмеялся, глядя на него. Я был словно во сне или «улетел» на каких-то «колесах». И при этом знал, что «бьюик» все сильнее притягивает меня к себе, готовится к тому, чтобы заглотнуть. Понятия не имею, ощущал ли то же самое Эннис, но скорее всего да. Я стоял перед открытым багажником, без страховочной веревки, никто при необходимости не мог вытащить меня из гаража, и что-то намеревалось втянуть меня внутрь, вдохнуть, как сигаретный дым.
Но я плевать на это хотел. Полностью сосредоточился на находке.
Возможно, я держал в руке средство связи, так этот предмет, во всяком случае, выглядел, возможно, он использовался совсем для других целей. Может, чудовище держало в нем прописанные ему лекарства, может, это был музыкальный инструмент, может, и оружие. Размером он не превышал пачку сигарет, но весил куда как больше. Больше транзисторного приемника и рации. На нем я не видел ни верньеров, ни кнопок, ни рычажков. По виду и на ощупь сработали его не из металла и не из пластика. Наружная поверхность явно имела органическое происхождение, напоминая хорошо выделанную кожу. Я коснулся блестящего штыря, и он ушел в отверстие в верхнем торце. Коснулся отверстия, и штырь выдвинулся наружу. Коснулся штыря, и ничего не изменилось. Ни тогда, ни потом. Хотя потом для «радиоприемника» продлилось недолго. Через неделю поверхность начала гнить и коррозировать. Хотя мы и положили его в пакет с герметизирующей полоской. Через месяц «радио» выглядело так, словно пролежало под ветром, дождем и солнцем восемьдесят лет. А к следующей весне от него осталось лишь несколько серых фрагментов, которые при прикосновении рассыпались в пыль. Антенна, или что-то еще, больше не двинулась ни на миллиметр.
Мне вспомнились слова Ширли: «Мы убили разумное существо», — и ответ Джорджа: «Чушь собачья». Только Ширли несла не чушь. При «летучей мыши» и «рыбе» не нашлось предметов, напоминавших транзисторный радиоприемник, потому что они были животными. Сегодняшний наш гость, которого мы разорвали на куски садовыми инструментами, разительно отличался от них. Каким бы отвратительным он нам ни показался, какую бы ни вызывал у нас ненависть, Ширли говорила правду: это было разумное существо. Мы тем не менее его убили, продолжали рвать и крошить, даже когда он лежал на полу, простирая к нам обрубленный хобот и прося о пощаде, хоть он и знал: мы его не пощадим. Не могли пощадить.
Но ужаснуло меня не это. Перед моим мысленным взором возникла прямо противоположная ситуация. Я увидел Энниса Рафферти, оказавшегося среди вот таких существ, с желтой кожей, розовыми отростками на голове, хоботом с глазами на груди, молящего о пощаде, задыхающегося в непривычном ему воздухе. И когда он лежал перед ними, мертвый и уже начавший разлагаться, достал ли кто-нибудь его револьвер из кобуры? Стояли они, глядя на револьвер под чужим небом неведомо какого цвета? Удивил их револьвер точно так же, как меня удивило «радио»? Сказал кто-нибудь: «Мы только что убили разумное существо», — на что другой ответил: «Чушь собачья»? И когда я думал об этом, в голове звучала другая мысль: я должен немедленно убраться отсюда. Если только мне на собственном опыте не хотелось получить ответы на мои же вопросы. И что произошло потом? Я никогда об этом не говорил, но теперь могу сказать: мне казалось глупым отступать, пройдя столь длинный путь.
Я решил залезть в багажник.
Видел, что такое возможно. Места в нем хватало. Вы знаете, какие большие багажники в этих старых автомобилях. Когда я был маленьким, мы говорили, что гангстеры отдают предпочтение «бьюикам», «кадиллакам» и «крайслерам», потому что в багажнике достаточно места для двух поляков или трех макаронников. Места хватало. Старина Хадди Ройер мог влезть в багажник, лечь на бок, протянуть руку и закрыть крышку. Мягко, без стука. А потом лежал бы, дыша затхлым воздухом через «пафф-пэк», прижимая «радио» к груди. В маленьком баллоне оставалось не так уж много воздуха, но его хватило бы. Старина Хадди лежал бы, свернувшись, улыбаясь, а потом.., очень скоро…
Произошло бы что-то очень интересное.
Я не думал об этом долгие годы, разве что во снах, которые не помнишь, когда просыпаешься, но знаешь, что тебе снились кошмары, по гулко бьющемуся сердцу, пересохшему горлу и отвратительному, будто кошки насрали, вкусу во рту. Последний раз я осознанно вспоминал, как стоял перед багажником «бьюика роудмастера», когда услышал, что Джордж Морган покончил с собой. Представил себе, как он сидел на полу в собственном гараже, может, слышал голоса детей, играющих в бейсбол на поле Макклурга в том же квартале, а потом пиво закончилось, он взял револьвер и пристально посмотрел на него. К тому времени мы все уже перешли на «беретты» <"Беретта" — пистолет итальянского производства, один из лучших в своем классе, в конце восьмидесятых годов принят на вооружение полицией США.>, но Джордж сохранил «ругер».
Говорил, он лучше ложится на руку. Я буквально видел, как он вертит револьвер из стороны в сторону, потом смотрит ему в глаз. У каждого пистолета или револьвера есть глаз.
Любой, кто смотрел в него, это знает. Вот он вставил ствол между зубами, возможно, коснулся мушкой неба. Ощутил вкус масла. Может, даже лизнул дуло кончиком языка, как лижут мундштук трубы перед тем, как дунуть в нее. Сидел в углу гаража еще со вкусом пива во рту, к которому прибавился вкус машинного масла и стали, облизывая дыру в стволе — глаз, из которого пуля вылетает со скоростью, в два раза превосходящей скорость звука, подталкиваемая расширяющимися горячими пороховыми газами. Сидел в углу, ощущая запах травы, прилепившейся к днищу газонокосилки, и разлитого бензина. Слыша радостные крики детей на бейсбольном поле. Думая о том, что он почувствовал, когда патрульная машина весом в две тонны превратила старушку в кровавое месиво, когда кровь брызнула на ветровое стекло, а в решетке радиатора что-то застряло, как потом выяснилось, одна из ее туфель. Я живо себе это представил и знаю, именно так все и происходило, знаю, потому что сам пережил подобное. Я понимал, как ужасно все будет, но особо не тревожился: что-то в этом было и забавное. Я улыбался. Не хотел дать задний ход. Думаю, Джордж тоже не хотел. В конце концов решиться пойти на такое — все равно что влюбиться. Или жениться. Обратного пути нет. А решение я уже принял.
Спас меня не колокольный звон, а крик Ширли. Поначалу она издала громкий вопль, потом последовали слова:
«Помогите! Пожалуйста! Помогите мне! Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне!»
Меня будто вывели из транса. Я отступил от багажника «бьюика» на пару шагов, шатаясь как пьяный, не в силах поверить, на грани чего оказался. Ширли закричала снова, а потом я услышал голос Эдди: «Что с ним, Джордж? Что с ним случилось ?»
Я повернулся и побежал к двери гаража.
Да, спасенный криком. Это про меня.
