– Да, – сказала она. – Как думаешь ты доберешься наверх? Если обнимешь меня? Джек, где ты…
На ее щиколотке грубо сомкнулись пальцы Джека.
– Джек! Что ты…
– Поймал! – сказал он и расплылся в ухмылке. Витающий вокруг тяжелый запах джина и оливок словно бы поселил в Венди прежний ужас – куда более сильный, чем мог вселить любой отель как таковой. Некая ее отстраненная частичка подумала: самое плохое, что все свелось вот к чему: я да мой муж пьяница.
– Джек, я хочу помочь.
– Ага, ага. Вы с Дэнни хотите просто
– Джек, больно…
– Тебе еще не так больно станет,
Слово до такой степени оглушило Венди, что, когда Джек выпустил ее лодыжку и неуверенно поднялся с колен на ноги, да так и остался стоять перед ней, пошатываясь, она даже не попыталась убежать.
– Ты меня никогда не любила, – заявил он. – Ты хочешь, чтоб мы уехали, потому что знаешь: тут-то со мной и будет покончено. Ты хоть раз подумала про мои о-о… обя… обяз'ти? Не-е, мать твою так, это тебе в голову не приходило. Вечно думаешь только одно: как бы спихнуть меня пониже. Точь-в-точь моя мамаша, ты
– Прекрати, – велела Венди со слезами, – ты сам не знаешь, что говоришь. Ты пьян. Не знаю, как тебе это удалось, но ты напился.
– А-а, понял. Теперь я понял. Ты да он. Этот щенок наверху. Вы сговорились. Вы что-то задумали. Разве не так?
– Нет, нет! Ничего мы не задумали! Что ты…
–
Венди воззрилась на него, лишившись дара речи. Он собрался убить ее, а следом – Дэнни. Тогда, может быть, отель будет доволен и позволит Джеку убить себя. Как тому прежнему смотрителю. Как
Замирая от ужаса, Венди, наконец, сообразила, с кем это Джек беседовал в бальном зале.
– Ты восстановила против меня моего сына. Вот что хуже всего. – Лицо Джека обвисло от жалости к себе. – Мальчик мой. Теперь он тоже ненавидит меня. Ты позаботилась об этом. Вот что ты замышляла с самого начала, да? Ты всегда ревновала, что, не так? Прямо как твоя мамаша. Не могла успокоиться, пока не прибрала к рукам все.
Слова не шли у Венди с языка.
– Ну, я тебя успокою, – пообещал он и попытался ухватить ее за горло.
Венди сделала шаг назад, потом еще один, и Джек качнулся к ней. Она вспомнила про нож в кармане халата и полезла за ним, но Джек обвил ее левой рукой, пригвоздив ее собственную руку к боку. На нее пахнуло резким запахом джина и кислым – пота.
– Придется наказать… – бурчал Джек. – Наказать… наказать… и жестоко.
Правой рукой он нашел горло Венди.
Когда доступ воздуха прекратился, нахлынула чистой воды паника. К правой руке Джека присоединилась левая, теперь можно было свободно вытащить нож, но Венди забыла про него. Ее пальцы взлетели к горлу и беспомощно пытались отодрать руки мужа, которые были больше и сильнее.
–
Перед глазами Венди, как балетные танцовщики, запрыгали красные вспышки света. В комнате потемнело. Она увидела, как сын вскарабкался на стойку и всем телом кинулся Джеку на плечи. Вдруг одна из ладоней, давивших ей на горло, исчезла – это Джек с рычанием отшвырнул Дэнни в сторону. Мальчик влетел спиной в пустые полки и, отключившись, свалился на пол. Ладонь вернулась на горло Венди. Красные вспышки стали чернеть.
Дэнни тихонько плакал. В груди у Венди горело. Джек выкрикивал ей в лицо:
– Я тебе покажу! Будь ты проклята, я тебе покажу, кто тут хозяин! Я тебе покажу…
Но все звуки растаяли и исчезли в длинном темном коридоре. Венди боролась все слабее. Одна рука выпустила пальцы мужа и медленно падала, пока не простерлась под прямым углом к телу, кисть вяло, как у утопленницы, свесилась с запястья.
Пальцы коснулись бутылки, одной из оплетенных соломкой винных бутылок, служивших декоративными канделябрами.
Венди вслепую, из последних сил, потянулась к горлышку и нашла его – ладонь ощутила жирные потеки воска.
Она занесла бутылку и обрушила вниз, молясь, чтоб не промахнуться. Венди знала, если она попадет только в плечо или по руке, ей не жить.
Но бутылка опустилась точнехонько на голову Джека Торранса с такой силой, что стекло под соломкой разлетелось. Толстое, тяжелое донышко стукнулось о череп с таким же звуком, с каким падает на твердый пол пилюля. Джек покачнулся на каблуках, глаза закатились. Давление на горло ослабло, а потом исчезло совсем. Джек вытянул руки вперед, словно желая удержаться на ногах, а потом рухнул на спину.
Венди, всхлипнув, сделала глубокий вдох. Она и сама чуть не упала, но сжала край стойки и сумела удержаться. Сознание то уплывало, то возвращалось. Она слышала плач Дэнни, но не понимала, где мальчик. Как будто плач долетал из гулкой комнаты. Она неотчетливо видела капли крови размером с десятицентовик, падающие на поверхность стойки – «у меня из носа», – подумала Венди. Она откашлялась и сплюнула на пол. От этого снизу вверх по горлу прошла судорога, но спазм сменился равномерной давящей болью… вполне терпимой.
Мало-помалу ей удалось взять себя в руки.
Она выпустила стойку, обернулась и увидела, что Джек лежит, вытянувшись во весь рост, рядом – разбитая бутылка. Он напоминал поверженного гиганта. Дэнни скрючился под кассой, зажав рот обеими руками, и не сводил глаз с потерявшего сознание отца.
Венди подошла и коснулась его плеча. Дэнни съежилась от страха.
– Дэнни, послушай…
– Нет, нет, – забормотал он хриплым старческим голосом. – Папа сделал тебе больно… ты сделала больно папе… папа сделал тебе больно… хочу спать. Дэнни хочет спать.
– Дэнни…
– Спать, спать. Баю-бай.
–
По горлу опять прошла волна боли. Венди поморщилась, но малыш открыл глаза. Они осторожно выглянули из обведенных темными кругами глазниц.
Неотрывно глядя мальчику в глаза, она заставила себя заговорить спокойным тоном. Голос был хриплым и тихим, почти шепот. Говорить было больно.
– Послушай, Дэнни, это не папа. Мне пытался сделать больно не папа. А я не хотела сделать больно ему. В него вселился отель, Дэнни.
В глаза Дэнни вернулось что-то вроде понимания.
– Всякая Дрянь, – прошептал он. – Ее тут раньше совсем не было, правда?
