«Очень тихая, — говорил Джордан, — …не громче шепота… но ее можно услышать».
Клай ее услышал, и непонятно каким образом, но слова, доносящиеся изо рта мужчины, на слог или два опережали бумбоксы: Дин Мартин пел «Все когда-то кого-то любят».
Он распрямился, чуть не вскрикнув от похожего на пистолетный выстрел треска коленных суставов. Том, подняв фонарь, пристально смотрел на него.
— Что? Что? Ты же не собираешься сказать, что мальчонка…
Клай кивнул.
— Пошли. Пора возвращаться.
Когда половина пандуса осталась позади, он схватил директора за плечо. Ардай повернулся к нему, подобное обращение не вызвало у него возражений.
— Вы правы, сэр. Мы должны избавиться от них. Уничтожить, как можно больше и как можно быстрее. Это, возможно, наш единственный шанс. Или вы думаете, что я не прав?
— Нет, — покачал головой Ардай. — К сожалению, я так не думаю. Как я и говорил, это война, или я верю, что это война, а на войне врагов убивают. Почему бы нам не вернуться в дом и не обговорить наши дальнейшие действия? Можем даже выпить горячего шоколада. Я, пожалуй, капну в свой бурбона, что взять с варвара?
На вершине пандуса Клай еще раз обернулся. Тонни-Филд кутался в темноте, но звездного света хватало, чтобы разглядеть ковер тел, устилающий футбольное поле от кромки до кромки, от края до края. Он подумал, что и не понял бы, на что смотрит, если бы не побывал рядом, но осознав, с чем имеешь дело… осознав, с чем имеешь дело…
Его глаза сыграли с ним забавную шутку, и он словно увидел, что они дышат (все восемьсот или тысяча), как единый организм. Зрелище это так испугало его, что он чуть ли не бегом бросился догонять Тома и директора Ардая.
16
Директор приготовил на кухне горячий шоколад, и они пили его в гостиной, при свете двух газовых ламп. Клай подумал, что старик предложит чуть позже вновь выйти на Академическую авеню, чтобы привлечь новых добровольцев в армию Ардая, но тот, похоже, решил, что людей ему хватит.
Бензоколонка находилась в гараже, сказал им директор, и бензин она качала из расположенного выше напорного бака объемом четыреста галлонов. Так что им требовалось лишь вынуть затычку. В теплицах были передвижные опрыскиватели на тридцать галлонов каждый. Как минимум дюжина. Они могли загрузить опрыскиватели в пикап, а потом по одному из пандусов подвезти их к футбольному полю…
— Подождите, — остановил его Клай. — Прежде чем мы начнем обговаривать наши практические действия, я бы хотел услышать их теоретическое обоснование, сэр, если оно у вас есть.
— Теории, разумеется, нет, — ответил старик. — Но мы с Джорданом не лишены наблюдательности, не жалуемся на отсутствие интуиции, на пару успели поднакопить кое-какой опыт…
— Я помешан на компьютерах. — Джордан отпил из кружки горячего шоколада. Клай нашел обаятельным это уверенное, без тени улыбки, заявление мальчика. — Абсолютный Макнерд[93]. Увлекался ими всю жизнь, насколько себя помню. Так вот, у них явно происходит перезагрузка, все так. Не хватает только мигающей надписи на лбу: «ПОЖАЛУЙСТА, ДОЖДИТЕСЬ УСТАНОВКИ ПРОГРАММНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ».
— Я тебя не понимаю, — признался Том.
— А я понимаю, — подала голос Алиса. — Джордан, ты думаешь, что Импульс был не просто Импульсом, так? Все, кто его услышал… у них стерлись жесткие диски?
— В общем… да, — кивнул Джордан. Из вежливости не решился добавить: «Ну ясен пень!»
Том в недоумении посмотрел на Алису. Только Клай знал, что Том далеко не тупица, и не верил, что Том так тормозит.
— У тебя ведь был компьютер, — сказала Алиса. — Я видела его в твоем маленьком кабинете.
— Да…
— И ты устанавливал программы, так?
— Конечно, но… — Том замолчал, смотрел на Алису. Она — на него. — Их мозги? Ты говоришь про их мозги?
— А что, по-вашему, представляет собой мозг? — спросил Джордан. — Большой жесткий диск, с органическими микросхемами. Никто не знает, на сколько байт. Гига [94] в степени гуголплекс[95]. Бесконечное число байт. — Он поднес руки к ушам, маленьким и аккуратно вылепленным. — Между этими руками.
— Я в это не верю, — говорил Том тихо, лицо перекосила гримаса. А Клай подумал, что он
Он также вспомнил фею Темную, подругу девочки с сотовым телефоном цвета перечной мяты. «Ты кто? Что происходит? — выкрикнула фея Темная. — Ты кто? Кто я?» А потом начала лупить себя рукой по лбу, врезалась лицом в фонарный столб, не один раз, дважды, сведя на нет дорогостоящие плоды труда ортодонта.
И это был не ее сотовый телефон. Она лишь прислушивалась к разговору и не получила полной дозы.
Клай, который мыслил скорее образами, чем словами, теперь визуализировал компьютерный экран, заполненный этими словами: «ТЫ КТО КТО Я ТЫ КТО КТО Я ТЫ КТО КТО Я ТЫ КТО КТО Я…» — и наконец, в самом низу, мрачное и не требующее доказательств, как и судьба феи Темной:
ОТКАЗ СИСТЕМЫ
Фея Темная — частично стертый жесткий диск? Ужасно, но, похоже, правда.
— Я защищал диплом по английской литературе, но в молодости увлекался психологией, — сообщил им директор. — Начал, разумеется, с Фрейда, все начинают с Фрейда… потом Юнг… Адлер… потом стал закапываться все глубже и глубже. И получилось, что за всеми теориями о том, как работает мозг, стоит более великая теория — Дарвина. По терминологии Фрейда, выживание — первичная директива, выраженная Ид. У Юнга выживание — это еще более величественная идея о том, что сознанием обладает кровь. Никто из них, думаю, не стал бы оспаривать следующее утверждение: если сознательные мысли, память и способность логически мыслить разом вытравить из человеческого мозга, то останется что-то чистое и ужасное.
Директор помолчал, ожидая комментариев. Никто не произнес ни слова. Директор кивнул, словно ничего другого и не ожидал, продолжил:
— Хотя ни фрейдисты, ни юнгианцы однозначно этого не сказали, судя по их работам, можно предполагать, что у нас есть некая основа, некая базовая волна или, если говорить на языке, более привычном Джордану, некая единственная строчка в записанной программе, которую стереть невозможно.
— Пи-ди, — кивнул Джордан. — Первичная директива.
— Да, — согласился директор. — Если дойти до самого дна, то наш вид вовсе не Человек разумный. Наша основа — безумие. И Дарвин, друзья мои, из вежливости не сказал следующее: мы стали властителями Земли не потому, что были самыми умными, и даже не потому, что были самыми злобными. Нет, причина в том, что в джунглях мы были самыми безумными, самыми кровожадными сукиными детьми. И эту нашу сущность Импульс обнажил пятью днями раньше.
17
— Я отказываюсь верить, что мы были безумцами и убийцами, — заявил Том. — Господи, а как же Парфенон? Давид Микеланджело? Табличка на Луне, на которой написано: «Мы пришли с миром от имени всего человечества»?
— На табличке есть также имя Ричарда Никсона, — сухо заметил Ардай. — Квакера, но едва ли мирного человека. Мистер Маккорт… Том… я же не собираюсь предъявлять счет человечеству. Будь у меня такие намерения, я бы указал, что на каждого Микеланджело был маркиз де Сад, на каждого Ганди — Эйхман, на каждого Мартина Лютера Кинга — Усама бен Ладен. Давайте скажем так: человек стал властителем
