Мобильник

— На другую сторону улицы, к заправочной станции, вы можете пойти вдвоем, — сказала она. — В этом как раз есть смысл. А мы будем прикрывать вас с нашей стороны улицы.

Директор предложил оставить Джордана в Лодж. Прежде чем мальчик успел отреагировать, а отреагировать он намеревался очень бурно, Алиса спросила:

— Как у тебя со зрением, Джордан?

Он ей улыбнулся, и в глазах вновь читалась восхищение.

— Нормально. Жалоб нет.

— Ты играл в видеоигры? В которых стреляют?

— Ну а то!

Она протянула ему свой пистолет. Клай заметил, как мальчик задрожал, как камертон, когда их пальцы соприкоснулись.

— Если я прикажу тебе прицелиться и выстрелить… или прикажет директор Ардай… ты это сделаешь?

— Конечно.

Алиса повернулась к Ардаю, на лице извинение соседствовало с вызовом.

— Ни одна пара рук не будет лишней.

И теперь они были здесь, а заправочная станция «СИТГО в АКАДЕМИ-ГРОУВ» — там, на другой стороне улицы, чуть ближе к центру города. От колонн они видели и другую вывеску, меньших размеров, но надпись на ней тоже легко читалась: «АКАДЕМИ-ГРОУВ» — ЗАПРАВКА СП [100]». У бензоколонок стоял один-единственный автомобиль, с открытой водительской дверцей. Запыленный, вроде бы давным-давно брошенный. В здании заправочной станции вышибли большое окно, выходящее на бензоколонки. Справа от здания, в тени вязов — а в этой северной части Новой Англии они выживали редко, — стояли два грузовика-цистерны с пропаном. По борту каждого тянулись надписи: «Академи-Гроув» — заправка СП» и «Обслуживаем Южный Нью-Хэмпшир с 1982 г.».

На этом отрезке Академической авеню мобилопсихи не просматривались, но в большинстве домов на крыльце перед дверью стояла обувь. В большинстве, но не во всех. Поток беженцев, похоже, иссякал. Слишком рано об этом говорить, предупредил Клай себя.

— Сэр? Клай? Что это? — спросил Джордан. Он указывал на середину Академической авеню, которая, естественно, оставалась шоссе 102, пусть в это и с трудом верилось в солнечный тихий день, когда тишину нарушало только пение птиц да шелест ветра в кронах деревьев. Джордан указывал на надпись, нанесенную на асфальт ярко-розовым мелком, но с такого расстояния Клай не мог разобрать слов. Покачал головой.

— Готов? — спросил он Тома.

— Само собой. — Он старался взять небрежный тон, но на небритой шее быстро пульсировала жилка. — Ты — Бэтмен, я — Чудо-мальчик.

Они пересекли улицу с оружием в руках, Том — с пистолетом, Клай — с револьвером. Русский автомат Клай оставил Алисе, более или менее убежденный, что отдача свалит ее на землю, если она попытается пустить автомат в дело.

На асфальте розовела следующая надпись:

КАШВАК = НЕТ-ТЕЛ

— Тебе это что-нибудь говорит? — спросил Том.

Клай покачал головой. Во-первых, ничего не говорило, а во-вторых, на тот момент совершенно не волновало. Ему лишь хотелось уйти с середины Академической авеню, где он чувствовал себя таким же беззащитным, как муравей в миске с рисом. В голову пришла мысль, внезапно, но не в первый раз, что он продал бы душу, лишь бы знать, что его сын жив и невредим и находится в таком месте, где люди не вкладывают оружие в руки детей, умеющих ловко управляться с видеоиграми. И вот это показалось ему странным. Он-то думал, что уже определился с приоритетами, что вытягивал из личной колоды по одной карте, и вдруг появились такие мысли, каждая свеженькая и болезненная, как незаживающая душевная рана.

Уходи отсюда, Джонни. Здесь тебе делать нечего. Не твое место, не твое время.

Пустующие кабины грузовиков с пропановыми цистернами заперли на замок, но в этот день им сопутствовала удача. Ключи они нашли в офисе, под табличкой: «БУКСИРОВКА С ПОЛУНОЧИ ДО ШЕСТИ УТРА ЗАПРЕЩЕНА. НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ». С каждого кольца с ключами на цепочке свешивался брелок: миниатюрный баллон с пропаном. На полпути от двери к стене, на которой висели ключи, Том тронул Клая за плечо.

Два мобилопсиха шли по улице, бок о бок, но вразнобой, не синхронизируя движения рук и ног. Один ел из коробки «туинкис»[101], перемазав лицо в креме, крошках, глазури. Его спутница держала перед собой раскрытую книгу размером с кофейный столик. Клаю женщина напомнила хористку, раскрывшую огромный псалтырь. Обложку украшала фотография колли, прыгающей через качели, сделанные из подвешенной на ремнях автомобильной шины.

Тот факт, что женщина держала книгу вверх ногами, успокоил Клая. А еще больше успокоили пустые, ничего не выражающие лица (они шли вдвоем, а это означало, что в середине дня стадное чувство, стягивающее их всех воедино, по-прежнему ослабевало).

Но наличие книги ему не понравилось.

Нет, наличие книги ему совершенно не понравилось.

Они прошли мимо сложенных из плитняка колонн, и Клай видел Алису, Джордана и директора, выглядывающих из-за колонн с широко раскрытыми глазами. Два безумца прошли по надписи, написанной розовым мелом (КАШВАК=НЕТ-ТЕА), и женщина потянулась к коробке с «туинкис», которую нес ее спутник. Мужчина отвел коробку в сторону, чтобы женщина до нее не добралась. Женщина отбросила книгу в сторону (на асфальт она шлепнулась обложной вверх, и Клай увидел, что книга называется «100 самых любимых собак в мире») и потянулась снова. Мужчина ударил ее по лицу достаточно сильно, чтобы грязные волосы подпрыгнули, а звук пощечины далеко разнесся в тишине дня. Все это время они не сбавляли шага. Женщина издала звук «Ай!». Мужчина ответил (Клай вроде бы услышал: «И-ин»). Женщина вновь потянулась к печенью. Они как раз проходили мимо «СИТГО». На этот раз мужчина двинул ей по шее, небрежно, ладонью, а потом его рука нырнула в коробку за лакомством. Женщина остановилась. Посмотрела на него. И мгновением позже остановился мужчина. Он успел чуть продвинуться вперед, так что стоял практически спиной к ней.

И Клай почувствовал что-то в залитой солнечным светом недвижности офиса заправочной станции. Нет, подумал он, не в офисе, во мне. Нехватку дыхания, как бывает, если ты очень быстро поднимаешься по лестничному пролету.

Да только это что-то, похоже, было и в офисе, потому что…

Том поднялся на цыпочки и шепнул ему в ухо: «Ты это чувствуешь?»

Клай кивнул и показал на стол. В офисе ветра не было, ни малейшего дуновения, однако бумаги на столе подрагивали. И в пепельнице пепел закружился, словно вода, уходящая в сливное отверстие. А два, нет, три окурка вдруг двинулись к центру, словно их подталкивали частички пепла.

Мужчина повернулся к женщине. Посмотрел на нее. Она тоже смотрела на него. Теперь они уставились друг на друга. Для Клая их лица по-прежнему ничего не выражали, но он почувствовал, как волоски на руках зашевелились, услышал тихое позвякивание. Шло оно от ключей, которые висели на доске под надписью «БУКСИРОВКА ЗАПРЕЩЕНА…». Они тоже пришли в движение. Вот и постукивали друг о друга.

— Ай! — Женщина протянула руку.

— И-ин! — ответил мужчина. Одетый в остатки костюма. С черными, запыленными туфлями на ногах. Шестью днями раньше он был менеджером среднего звена, коммивояжером или управляющим жилищного комплекса. Теперь вся недвижимость, которая его заботила, сузилась до коробки «туинкис». Он прижал ее к груди, его липкие губы шевелились, челюсти работали.

— Ай! — настаивала женщина. Протянула две руки вместо одной, известным с незапамятных времен жестом, означающим «Дай!» — и позвякивание ключей усилилось. Над головой моргнули и зажужжали флюоресцентные лампы, хотя никакой электроэнергии к ним