длинный мальчик пометил её, превратил в частичку нескончаемого мига, она стала объектом его пристального внимания. Отныне ей предстояло быть очень осторожной, особенно просыпаясь глубокой ночью… и Лизи с уверенностью могла предположить, что крепкий сон с вечера до утра для неё теперь в прошлом. В предрассветные часы ей не оставалось ничего другого, как отводить взгляд от зеркал, стёкол и прежде всего от стаканов с водой, по причине, ведомой только Богу. Не оставалось ничего другого, как оберегать себя, насколько это возможно.
При условии, что она переживёт эту ночь.
«Она совсем близко, родная моя, – прошептал Скотт, когда, дрожа всем телом, лежал на раскалённом асфальте. – Совсем близко».
За спиной Лизи Дули кричал так, словно не мог остановиться. Она подумала, что крик этот сведёт её с ума. Если уже не свёл.
11
Перед тем как Лизи выскочила из-под деревьев, крик Дули наконец-то оборвался. Аманду она не увидела, и её вновь охватил ужас. А если её сестра побежала куда глаза глядят? Или, того хуже, лежит где-то неподалёку, свернувшись в позу зародыша, вновь впав в кому, укрытая тенями?
– Аманда? Аманда?
Долго, бесконечно долго она ничего не слышала, а потом (слава Тебе, Господи) слева от Лизи зашелестела высокая трава, и Аманда поднялась на ноги. Её лицо, и без того бледное, свет поднимающейся луны выбелил ещё сильнее, и теперь оно принадлежало скорее призраку, а не человеку. Или гарпии. Пошатываясь, Аманда двинулась к сестре, вытянув перед собой руки. Лизи потянула её к себе, прижала к груди. Аманда дрожала. Её руки обняли шею Лизи ледяным замком.
– Лизи, я думала, он никогда не замолчит!
– Я тоже.
– И такие звонкие… я не могла понять… они были такие звонкие… Я надеялась, что кричал он, но подумала: «А вдруг это Маленькая? Вдруг это Лизи?» Аманда начала рыдать, уткнувшись лицом в шею Лизи.
– У меня всё хорошо, Аманда. Я здесь, и у меня всё хорошо. Аманда оторвалась от шеи Лизи, чтобы встретиться взглядом с младшей сестрой.
– Он мёртв?
Она не стала делиться своей интуитивной догадкой о том, что Дули мог обрести некое адское бессмертие внутри твари, которая пожрала его.
– Мёртв.
– Тогда я хочу вернуться. Мы можем вернуться?
– Да.
– Я не знаю, смогу ли я нарисовать кабинет Скотта у себя в голове… Я так переволновалась… – Аманда в страхе огляделась. – Это тебе не бухта Южного ветра.
– Не бухта, – согласилась Лизи, вновь обнимая Аманду. – И я знаю, что ты боишься. Но постарайся сделать всё, что сможешь.
Лизи особо не волновала возможность возвращения в кабинет Скотта, в Касл-Вью, в привычный мир. Она думала об угрозе, которая могла оставаться в этом мире. Ей вспомнился доктор, однажды сказавший ей, что она особенно должна беречь лодыжку, которую сильно вывихнула, катаясь на коньках. «Если вы однажды растянули эти сухожилия, растянуть их в следующий раз будет гораздо проще», – предупредил он.
В следующий раз будет гораздо проще, всё так. И длинный мальчик видел её. Этот огромный глаз, одновременно живой и мёртвый, смотрел на неё.
– Лизи, ты такая храбрая, – пролепетала Аманда. Бросила ещё один взгляд на склон холма, заросший люпином, золотистым и странным в свете поднимающейся луны, потом вновь ткнулась лицом в шею Лизи.
– Если будешь продолжать в том же духе, мне завтра же придётся вернуть тебя в «Гринлаун». Закрой глаза.
– Уже закрыла.
Лизи последовала её примеру. На мгновение увидела огромную голову, которая и была-то не головой, а пастью, соломинкой, воронкой, ведущее в темноту, заполненную непрерывно вращающейся дурной кровью. И она ещё слышала доносящийся из этой темноты крик Джима Дули, но крик был совсем уже тихим, и на него накладывались другие крики. С невероятным усилием Лизи отмела эти образы и звуки, заместила их «картинкой» большого письменного стола и голосом старины Хэнка (кого же ещё?), поющего «Джамбалайю». У неё ещё было время подумать о том, как с первой попытки ей и Скотту не удалось вернуться обратно, хотя очень хотелось, потому что длинный мальчик был совсем близко, подумать о том, (Это афган, Лизи… Ячувствую, что он держит нас здесь) что он сказал в тот момент, удивиться, что последняя мысль заставила её вспомнить Аманду, с таким вожделением смотрящую на парусник «Холлихокс» (прощальный взгляд, иначе не сказать), а потом время истекло. Вновь она почувствовала что- то похожее на порыв ветра, и лунный свет исчез. Она это знала даже с закрытыми глазами. Возникло ощущение короткого, резкого падения. Они перенеслись в кабинет, где стояла кромешная тьма, потому что Дули вырубил электричество, но Хэнк Уильямс всё-таки пел: «Моя Ивонн, сладчайшая моя…» – потому что даже с вырубленным электричеством старина Хэнк желал сказать своё последнее слово.
12
– Лизи? Лизи!
– Анда, ты меня раздавишь, скатись с…
– Лизи, мы вернулись?
Две женщины лежали в темноте на ковре кабинета. «Десятками шли они к Ивони…» – доносилось из
