— Правда, — ответил Кокс. Его непосредственная репортёрская аудитория отреагировала приглушённым бормотанием. — Однако мы не имеем возможности проверить обвинение или доказательства обвинения, если такие существуют. Что мы имеем, так только те самые телефонные сообщения и интернет-болтовню в чатах, которая и вам, леди и джентльмены, несомненно, известна. Дейл Барбара отмеченный наградами офицер. Никогда ни за что не арестовывался. Я знаю его много лет и ручался за него перед Президентом Соединённых Штатов. На основании того, что мне известно на данное время, не вижу причин говорить, словно я сделал ошибку.
— Рей Суарес, полковник, Пи-Би-Эс. Считаете ли вы, что обвинение, выдвинутые лейтенанту Барбаре (теперь полковник Барбара), могут быть по политическим мотивам? Что Джеймс Ренни мог подвергнуть его заключению, чтобы отстранить от принятия им на себя управления, как это было приказано ему Президентом?
«Это-то и есть то, ради чего была устроена другая часть этого агитационного цирка, — поняла Джулия. — Кокс превратил новостные медиа в „Голос Америки“,[379]а мы, словно те люди за Берлинской стеной».
Она находилась в полнейшем восторге.
— Если вам посчастливится в пятницу увидеть выборного Ренни, мистер Суарес, не забудьте задать этот вопрос непосредственно ему. — Голос Кокса звучал бесстыдно спокойно. — Леди и джентльмены, это всё, что я хотел вам сегодня сообщить.
Быстро, как и зашёл перед тем, он двинулся прочь, репортёры не успели даже начать выкрикивать новые вопросы, как он уже исчез.
— Вот это да, — пробурчал Эрни.
— Эй, — откликнулась Джеки.
Рози выключила телевизор. Она вся светилась энергией.
— В котором часу эта встреча? Мне нечего добавить к тому, что наговорил полковник Кокс, но после этого выступления жизнь у Барби может значительно ухудшиться.
2
Барби узнал о данной Коксом пресс-конференции после того, как в подвал спустился Мануэль Ортэга и сообщил ему эту новость. Ортэга, в недалёком прошлом наёмный рабочий Динсмора, щеголял теперь жестяным значком — похоже, что самодельным, — пришпиленным к его синей рабочей рубашке, и револьвером 45-го калибра, который висел у него на дополнительном ремне, спущенным на бедра в стиле какого-то крутого стрелка из вестерна. Барби знал его как размеренного человека с редеющими волосами и всегда загоревшей кожей, который любил заказывать себе завтрак размером как обед: блины, бекон, поджаренную с обеих сторон яичницу — и говорил большей частью о коровах, его любимой породой были «опоясанные Хелловеи»[380], подбить на покупку которых ему никак не удавалось мистера Динсмора. Вопреки фамилии, он был янки до мозга своих костей и имел присущее невозмутимому янки хорошее чувство юмора. Барби он всегда нравился. Но теперь это был другой Мануэль, чужой человек, чьё хорошее чувство юмора выгорело дотла. Принеся новости о последних событиях, он большинство этих новостей прокричал через решётку, не экономя на брызгах слюны. Лицо его пылало какой-то чуть ли не радиоактивной злостью.
— И ни слова о том, что у бедной девочки в руке нашли твои армейские жетоны, ни одного, сука, об этом слова не сказал! А вместо того этот сука-брезент-голенище нападает на Джима Ренни, который своими силами сплачивает наш город вместе, с тех пор, как всё это началось! Один-одинёшенек! КНУТОМ и ДОБРЫМ СЛОВОМ!
— Не кипятись так, Мануэль, — произнёс Барби.
— Для тебя, мазефакер, я офицер Ортэга!
— Прекрасно. Офицер Ортэга. — Барби сидел на топчане, думая, легко ли будет Ортэге расстегнуть кобуру с его античным «Шеффилдом»[381] и начать здесь стрельбу. — Я здесь, Ренни там, на свободе. И, я уверен, он считает, что всё идёт прекрасно.
— ЗАТКНИСЬ! — прокричал Мануэль. — Мы все здесь! Все под этим долбаным Куполом! Алден ничего не делает, только пьёт, а миссис Динсмор без остановки плачет за Рори. Джек Эванс выстрелил себе в голову, ты знаешь, что он высадил себе мозг? А те армейские блевотники снаружи не могут придумать ничего лучшего, чем закидывать сюда дерьмо. Многовато вранья и сфабрикованных фактов, тогда как именно ты спровоцировал передрягу в супермаркете и сжёг газету. Наверняка, чтобы мисс Шамвей не напечатала, КТО ТЫ ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ!
Барби молчал. Одно-единственное слово, проронённое им в свою защиту, опасался он, вероятно, гарантирует ему смертельный выстрел.
— Так они и позорят каждого политика, который им не нравится, — продолжал Мануэль. — Им больше по душе серийный убийца и насильник — тот, который насилует мёртвых! — при власти, чем христианин? Таков новый порядок.
Мануэль извлёк револьвер, продвинул дуло сквозь решётку и прицелился. Дырочка на конце дула показалась Барби большой, словно вход в какой-то туннель.
— Если Купол упадёт раньше, чем тебя поставят к ближайшей стенке и провентилируют, — гнул своё Мануэль, — я найду минутку, чтобы самому сделать эту работу. Я первый в очереди, а сейчас очередь в Милле из тех, кто желает с тобой покончить, очень длинная.
Барби молчал, ожидая, что дальше: смерть или новый вдох и выдох? Сэндвичи Рози Твичел старались все вместе віползти ему в горло и задушить.
— Мы здесь стараемся выжить, а всё, что они делают, это поливают грязью человека, который удерживает этот город от хаоса. — Вдруг он вструмил свой огромный револьвер назад в кобуру. — Хер с тобой. Не достоин ты этого.
Развернувшись, Мануэль направился по коридору назад к ступенькам, голова опущенная, плечи склонены.
Барби оперся об стену и выдохнул. Пот собрался у него на лбу. Рука, которую он поднял, чтобы его вытереть, дрожала.
3
Когда фургон Ромео Бэрпи вернулся на подъездную аллею усадьбы Макклечи, ему навстречу выбежала Клэр. Она рыдала.
— Мама! — закричал Джо, выскакивая из фургона раньше, чем Ромми успел его остановить. Вслед за ним во двор посыпались и другие. — Мама, что случилось?
— Ничего, — проливала слезы Клэр, хватая его в объятия. — У нас здесь будет день свиданий! В пятницу! Джой, возможно, мы сможем увидеться с твоим папой.
Джо выдал триумфальный вопль и затанцевал вокруг матери. Бэнни обнял Норри… и тут же воспользовался возможностью втайне её поцеловать, как заметил Расти. Прыткий чертёнок.
— Подбросьте меня к госпиталю, Ромми, — попросил Расти. Пока Ромми сдавал назад по аллее, Расти успел помахать детям рукой. Он радовался, что у него получилось убраться от миссис Макклечи без того, чтобы иметь с ней беседу; Материнский взгляд может действовать на фельдшеров не хуже, чем на детей. — И не могли бы вы оказать мне милость и говорить по-английски, вместо этого комиксового парле, которое вы практикуете?
— Кое-кто не имеет никакого культурного наследия, на которое мог бы опираться, — ответил Ромми, — и таким образом завидует тем, кто его имеет.
— А ваша мать, конечно же, ходит в калошах, — прокинул Расти.
— Гозумеется да, но только в дождь ходит она.
