беспристрастного оценщика фактов. — Но он был моим сыном и я его любил. А вообще, знаешь, не так уже все и важно.
Картер подумал и кивнул:
— Понимаю.
Большой Джим улыбнулся.
— Я понимаю, что ты понимаешь. Мне начинает казаться, это ты тот сын, которого я хотел бы иметь.
Картер с расцветшим от удовольствия лицом отправился к ступенькам и вверх, в комнату дежурных.
Когда он исчез, Большой Джим сел на топчан и положил голову Джуниора себе на колени. Лицо у мальчика осталось совсем неповреждённым, а Картер закрыл ему глаза. Если не обращать внимания на пропитанную кровью рубашку, можно было подумать, что он спит.
«Он был моим сыном, и я его любил».
Это правда. Он был готов принести Джуниора в жертву, это так, но уже существовал прецедент: стоит лишь вспомнить, что случилось на Голгофском холме. И так же, как Христос, его сын умер не нелепо. Весь тот вред, который наделала своей болтовнёй Эндрия Гриннел, будет исправлен, когда жители города узнают, что Барби убил несколько честных офицеров полиции, включая единственного сына их лидера. Барби где-то на свободе, Барби, который, вероятно, готовит какие-то новые дьявольские козни — это политический плюс.
Большой Джим просидел так довольно долго, он расчёсывал пальцами Джуниору волосы и зачарованно вглядывался в его умиротворённое лицо. Потом начал очень потихоньку, едва слышно ему напевать, как когда-то Джуниору пела его мать, когда он малышом лежал в колыбели, смотря на мир широко раскрытыми, удивлёнными глазёнками. «Серебряная лодочка-луна польётся, в ней малыш плывёт в небе, плывёт в небе высоком, и тучки мимо плывут… плыви, мальчик мой, плыви… плыви в широкое море…»
Замолчал. Забыл, какие там дальше слова. Убрал со своих коленей голову Джуниора и встал. Порывисто зателепалось, затряслось сердце, он затаил дыхание… и сердце выровнялось. Потом, чуть позже, надо поискать себе среди фармацевтических запасов Энди ещё того верапа-как-его, подумал Большой Джим, но сейчас многовато срочной работы.
6
Оставив Джуниора, он, держась за перила, медленно тронулся вверх по ступенькам. Картер ждал в комнате дежурных. Трупы оттуда уже были убраны, и двойной слой газет впитывал в себя кровь Мики Вордло.
— Идём в городской совет, пока сюда не набежала целая толпа копов, — позвал он Картера. — Официально День свиданий начинается… — он взглянул на свои часы. — Через двенадцать часов. Нам надо успеть сделать много дел до этого.
— Понимаю.
— И не забудь о моём сыне. Я хочу, чтобы Бови сделали ему все, как полагается. Достойный вид тела и хороший гроб. Скажи Стюарту, если я увижу Джуниора в каком-то из тех дешёвых гробов, которые он у себя всегда держит на подхвате, я его убью.
Картер все записывал в своём блокноте.
— Я всё проконтролирую.
— И ещё скажи Стюарту, что скоро я с ним сам поболтаю. — Сквозь двери участка вовнутрь протиснулись несколько офицеров. Вид у них был подавленный немного испуганный, все юные, буквально зелёные. Большой Джим поднял себя из кресла, в которое ненадолго присел, чтобы перевести дух. — Время идти.
— Хорошо, я готов, — кивнул Картер. Но почему-то заколебался.
Большой Джим оглянулся.
— Ты о чём-то думаешь, сынок?
«Сынок». Картеру нравилось, как звучит это «сынок». Его родной отец пять лет тому назад разбился, врезавшись на своём пикапе в один из мостов-близнецов в Лидсе[423], да и не большая потеря. Он издевался над своей женой и обоими сыновьями (старший брат Картера сейчас служил в военно-морских силах), но Картер за это не очень переживал; его мать отупляла себя кофейным бренди, и Картер тоже всегда мог сделать несколько глотков из её бутылки. Больше всего в своём отце он ненавидел то, что тот был плакса, а более того — ещё и тупица. Люди считали, что и Картер такой же самый тупица, чёрт побери, даже Джунс так считал, но никаким тупицей он не был. Мистер Ренни это понял, и, конечно же, мистер Ренни отнюдь не был плаксой.
Картер осознал, что уже не колеблется относительно своего следующего шага.
— У меня есть кое-что, что вам, наверное, нужно.
— И что это?
До этого Большой Джим впереди Картера было спустился в подвал, тем самым предоставив возможность Картеру заглянуть в свой шкафчик. Теперь он его открыл и вытянул оттуда коричневый пакет с написанным на нём печатными буквами, словом ВЕЙДЕР. Он протянул конверт Большому Джиму. Кровавый отпечаток подошвы на нём, казалось, горел.
Большой Джим открыл клапан.
— Джим, — произнёс Питер Рендольф. Он вошёл незамеченным и теперь стоял возле перекинутой диспетчерской стойки с обездоленным видом. — Мне кажется, сейчас все уже улеглось, но я не могу найти нескольких новых офицеров. Боюсь, они посмывались.
— Этого надо было ожидать, — сказал Большой Джим. — Но это временно. Вернутся, когда все успокоится и они поймут, что Дейл Барбара не собирается нападать на город во главе банды кровожадных каннибалов, чтобы сожрать их живьём.
— Однако же этот чёртов День свиданий…
— Пит, большинство людей завтра будут вести себя как можно лучше, и я уверен, у нас хватит офицеров, чтобы управиться с теми, кто будет вести себя иначе.
— А как нам быть с той пресс-конфе…
— Ты что, не видишь, что я сейчас занят? Пит, ты видишь это или нет? Боже правый! Приходи через полчаса в горсовет в комнату заседаний, и мы обсудим там всё, что ты захочешь. Но сейчас оставь меня, к демонам, в покое.
— Конечно. Извиняюсь, — произнёс Пит оскорблённым голосом и пошёл на попятную с не менее оскорблённым, застывшим лицом,
— Стой, — приказал ему Ренни.
Рендольф остановился.
— Ты совсем не высказал мне сочувствия в связи с моим сыном.
— Я… я… мне очень жаль.
Большой Джим измерил Рендольфа взглядом.
— Конечно, жаль.
Рендольф ушёл, и уже тогда Ренни извлёк из конверта бумаги, наскоро их просмотрел и затолкал назад в конверт. Посмотрел на Картера с неподдельным любопытством.
— Почему ты сразу же не отдал мне это? Ты хотел придержать эти бумаги?
Теперь, уже отдав конверт, Картер не усматривал другого для себя выбора, кроме как говорить правду.
— Эй. По крайней мере, какое-то время. На всякий случай.
— Какой случай?
Картер пожал плечами.
Большой Джим не настаивал на ответе. Как человек, который сам собирал компромат на любого и
