— Большинство из них будут возле Купола около девяти, а их никчёмные родственники подъедут туда не раньше десяти. А то и позже. К тому времени эти уже натопчутся там и будут страдать от жажды. В полдень те, что не догадались прихватить с собой воды, начнут пить из зассанного коровами Динсморовского пруда, пусть их Бог любит. Бог должен их любить, потому что большинство из них слишком тупы, чтобы работать, и слишком пугливы, чтобы воровать.
Картер взорвался хохотом.
— Вот с чем нам приходится работать, — подчеркнул Ренни. — Толпа. Никчёмный лохотрат. В чём они нуждаются в, Картер?
— Я не знаю, босс.
— Знаешь, ты хорошо это знаешь. В еде они нуждаются, Опре[439] , музыке кантри и тёплой постели, чтобы, когда садится солнце, заваливать в неё своих телок. Таким образом, они могут плодить новых подобных себе существ. Ага, вот идёт показательный экземпляр этого племени.
Это был Питер Рендольф, вытирая платочком своё ярко-красное лицо, он волочился вверх по холму.
Большой Джим находился теперь в лекторском режиме.
— Наша работа, Картер, — о них заботиться. Нам это может не нравиться, мы можем не всегда думать, что они этого достойны, но это та работа, которую нам поручил Господь. Впрочем, занимаясь ею, сначала мы должны думать о себе, и именно поэтому большую часть свежих фруктов и овощей из «Фуд- Сити» складировано в помещении секретариата городского совета ещё два дня назад. Ты же об этом не знал, не так ли? Ну, и не удивительно. Ты на шаг опережаешь их, а я на шаг впереди тебя, и так оно и должно быть. Наука простая: Господь тем помогает, кто сам себе помогает.
— Конечно, сэр.
Подошёл Рендольф. Он закашлялся, под глазами у него были тёмные круги, и, казалось, он похудел. Большой Джим нажал кнопку, которой опускалось окно.
— Садись сюда, шеф, подыши немного в климат-контроле, — а когда Рендольф взялся за ручку дверей переднего пассажирского сидения, сказал: — Да не туда. Здесь сидит Картер. — Он улыбнулся. — Садись назад.
3
Сзади под «Одиссей» подъехала не полицейская машина; это был санитарный автомобиль из госпиталя. За рулём сидел Даги Твичел. Рядом с ним, на пассажирском сидении, со спящим грудным ребёнком на руках сидела Джинни Томлинсон. Открылись задние двери, и оттуда вылезла Джина Буффалино. Все ещё в своей униформе санитарки-волонтёрки. А вслед за ней другая девушка — Гарриэт Бигелоу в джинсах и майке с надписью: ОЛИМПИЙСКАЯ СБОРНАЯ США ПО ПОЦЕЛУЯМ.
— Что… что… — это, наверное, было и все, на что была способная Линда. Сердце у неё едва не выскакивало, кровь так сильно била ей в голову, что ей казалось, даже ушные перепонки у неё трясутся.
Твич произнёс:
— Нам позвонил Расти и приказал выезжать в сад на Чёрной Гряде. Я даже не подозревал, что там есть какой-то сад, зато Джинни о нём знает, и… что это? Линда, ты белая как призрак.
— Со мной все нормально, — ответила Линда, понимая, что вот-вот может упасть в обморок.
Она ущипнула себя за мочки ушей, трюк, которому когда-то давно её научил Расти. Как и большинство из его народных методов самолечения (прибивание жировиков корешком тяжёлой книги, например), это подействовало. Когда она вновь заговорила, голос у неё, как ей показалось, уже звучал и ближе, и более реальнее.
— Он вам сказал, чтобы вы сначала заехали сюда?
— Да. Забрать кое-что из того. — Он показал на рулоны свинца на грузовом дебаркадере. — Просто, чтобы подстраховаться, так он сказал. Но мне нужны эти ножницы.
— Дядюшка Твич! — закричала Дженни и бросилась к нему.
— Как дела, Тигровая Лилия? — он обнял её, подхватил на руки, и тогда поставил на землю. Дженни заглянула через пассажирское окно, посмотрела на малыша. — А как её зовут?
— Это он, — ответила Джинни. — Его имя Малыш Уолтер.
— Классно.
— Дженни, возвращайся на своё место, нам уже надо ехать, — позвала Линда.
Терси спросил:
— А кто в лавке остался, что скажете?
Джинни смутилась:
— Никого. Но Расти сказал, что это не беда, пока нет никого, кто нуждался бы в постоянном уходе. А таких, кроме Малыша Уолтера, там нет. И поэтому я схватила мальчика, и мы драпанули. Позже мы сможем вновь туда вернуться, так сказал Твич.
— Хорошо, чтобы хоть у кого-то это получилось, — грустно заметил Терси. Печаль, как это наконец- то заметила Линда, стала постоянным настроением Терстона Маршалла. — Три четверти населения города попёрлись по шоссе 119 к Куполу. Воздух нездоровый, и температура в десять утра поднимется до восьмидесяти пяти[440], как раз когда должны прибыть визитёры. Если Ренни с его подручными и обеспечили какое-то укрытие, я об этом ничего не слышал. Ещё до заката солнца в Честер Милле появится много обессиленных людей.
— Друзья, может, нам лучше вернуться? — произнесла Джина. — Потому что я чувствую себя, как та крыса, которая убегает с корабля.
— Нет! — вдруг воскликнула Линда так резко, что все посмотрели на неё, даже Одри. — Расти сказал, что должно произойти что-то плохое. Может, не сегодня ещё … но он сказал, что должно. Набирайте свинца для окон вашей машины и уезжайте. Я не отважусь здесь долго ждать. Один из прихвостней Ренни уже приходил ко мне сегодня утром, а если он вновь окажется возле усадьбы и увидит что нет моей машины…
— Поезжай тогда, — сказал Твич. — Я сейчас сдам назад, чтобы ты могла выехать. Только не пробуй по Мэйн-стрит, там сейчас настоящая пробка.
— По Мэйн-стрит, мимо полицейского участка? — Линду передёрнуло. — Нет, благодарю. Маменькино такси везёт только по Вест-стрит и дальше на горную долину.
Твич сел за руль санитарной машины, и обе юных медсестрички-новобранки тоже вновь полезли на свои места. Джина бросила через плечо на Линду последний, преисполненный сомнений взгляд.
Линда задержалась, сначала посмотрев на спящего, вспотевшего грудного ребёнка, потом на Джинни.
— Может, вы с Твичем сможете вернуться в госпиталь сегодня вечером, посмотреть, как там дела. Скажете, что были на вызове где-то, в Северном Честере, ещё ли где-то. Только, что бы там не случилось, нигде не упоминайте о Чёрной Гряде.
— Конечно.
«Легко тебе говорить, — подумала Линда. — А легко ли тебе было бы прикидываться, если бы тебя Картер нагнул к мойке».
Она затолкнула Одри в минивен, закрыла раздвижные двери и скользнула за руль своего «Одиссея».
— Давайте убираться отсюда, — сказал, садясь рядом с ней, Терси. — Я не ощущал такой паранойи с тех времён, когда скандировал «кончай свинью»[441].
— Хорошо, — кивнула она. — Потому что идеальная паранойя — это оптимальная осмотрительность.
Она сдала задом, объехав санитарную машину, и направила минивен на Вест-стрит.
