Хотя из головы у него не шла встреча с Лестером Коггинсом (и сон, он не против был хоть немного, к чёрту, поспать), Большой Джим спросил у неё, не могла ли она задержаться на несколько минут.
Она вопросительно посмотрела на него. Позади него демонстративно складывал папки и прятал их в серый стальной сейф Энди Сендерс.
— И закрой двери, пожалуйста, — кротко попросил Большой Джим.
Теперь уже с обеспокоенным лицом, она выполнила его просьбу. Энди продолжал убирать после совещания, но плечи у него были напряжённо сгорбленные, словно в ожидании удара. Энди уже было известно то, о чём с ней будет говорить Большой Джим. И, судя по его позе, хорошего там было мало.
— Что ты задумал, Джим? — спросила она.
— Ничего особенного, — что означало как раз наоборот. — Мне лишь показалось, что перед совещанием ты подружилась с этим Барбарой. И с Брендой, кстати, тоже.
— С Брендой? Да не… — она уже чуть было не сказала не выставляй себя идиотом, но решила, что это прозвучит слишком сильно. — О чём ты, мы с Брендой знакомы уже тридцать ле…
— А с мистером Барбарой три месяца. Если так, то, значит, поедание изготовленных кем-то вафель и бекона являются достаточным основанием для того, чтобы узнать этого человека.
— Думаю, он теперь полковник Барбара.
Большой Джим улыбнулся:
— Тяжело воспринимать это серьёзно, когда вся его униформа состоит из джинсов и майки.
— Ты видел письмо Президента.
— Я видел что-то, что Джулия Шамвей могла своими силами склепать на своём вонючем компьютере. Не так ли, Энди?
— Конечно, — произнёс Энди, не поворачивая головы. Он все ещё что-то ставил в сейф. А потом в который раз перекладывал уже сложенные папки.
— А если даже предположить, что письмо действительно было от Президента? — спросил Большой Джим, растягивая своё широкое, с несколькими подбородками лицо в той улыбке, которую она так ненавидела. Эндрия, наверное, впервые едва ли не с очарованием заметила на тех его подбородках щетину и поняла, почему Джим всегда старается так тщательно бриться. Щетина представляла его в зловещем никсоновском[176] виде.
— Ну… — её беспокойство уже граничило со страхом. Она хотела сказать Джиму, что просто старалась быть любезной, но на самом деле не совсем так, там было что-то большее, и она думала, что Джим это заметил. Он очень примечающий. — Ну, понимаешь, он же Главнокомандующий.
Большой Джим пренебрежительно отмахнулся:
— Ты знаешь, кто такой командующий, Эндрия? Я тебе объясню. Тот, кто заслуживает на лояльность и послушание потому, что имеет ресурсы, которыми может помочь нуждающимся. Это должен быть честный обмен.
— Да! — приободрилась она. — Такие ресурсы, как те крылатые ракеты!
— Хорошо, если от них будет какая-нибудь польза.
— А почему бы ей не быть? Он сказал, что каждая имеет боевую головку в тысячу фунтов.
— Принимая во внимание то, как мало мы знаем о Куполе, как можешь ты или кто-нибудь из нас знать что-нибудь наверняка? Откуда нам знать, что ракета не сорвёт Купол, оставив кратер глубиною с милю на том месте, где стоял Честер Милл?
Она смущённо смотрела на него. Потирая, разминая руками себе поясницу в том месте, где гнездилась боль.
— Конечно, все в руках Божьих, — сказал он. — И ты права, Эндрия, ракеты могут сработать. Но если нет, мы останемся на произвол судьбы, а Главнокомандующий, который не способен помочь своим гражданам, не достоин и брызга тёплой мочи в холодный ночной горшок, как я думаю. Если их обстрел не даст того результата и если они не пошлют всех нас к Славе Господней, кому-то придётся заботиться о нашем городе. Кому лучше этим заниматься: какому-то приблуде, которого коснулся своей волшебной палочкой Президент, или выборным, которые уже здесь есть? Понимаешь теперь, куда я веду?
— Мне полковник Барбара показался весьма способным, — прошептала она.
— Перестань так его называть! — закричал Большой Джим.
Энди упустил папку, а Эндрия с испуганным вскриком сделала шаг назад.
Но сразу же встала и выпрямилась, моментально обнаружив в себе тот, присущий янки стальной стержень, благодаря которому когда-то она имела храбрость впервые баллотироваться в выборные.
— Не смей кричать на меня, Джим Ренни. Я тебя знаю ещё с того времени, как ты в первом классе вырезал картинки из каталога «Сиерз»[177] и наклеивал их на цветной картон, так что не кричи на меня.
— Ох, черт тебя побери, она обиделась. — Хищная улыбка расползалась теперь от уха до уха, превратив верхнюю часть его лица в какую-то весёлую маску. — Как же это никчёмно неуместно. Но уже поздно, я устал и выжал из себя весь дневной запас сладенького сиропа. Итак, слушай сюда и не заставляй меня повторять дважды. — Он взглянул себе на часы. — Сейчас одиннадцать тридцать пять, а я ещё до двенадцати хочу попасть домой.
— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?
Он подкатил глаза, словно был не в состоянии поверить в такую тупость.
— Коротко? Я хочу знать, будешь ли ты на моей стороне — моей и Энди, — если этот их идиотский план с ракетами ничего не даст. А не рядом с этим выскочкой из посудомоечной машины.
Она расправила плечи и отпустила спину, за которую держалась руками. Она сумела посмотреть ему прямо в глаза, хотя губы у неё дрожали.
— А если я считаю, что полковник Барбара — мистер Барбара, если тебе так больше нравится — более квалифицированный руководитель в кризисной ситуации?
— Что же, обойдусь и без тебя, разтудыть-твою-мать, — ответил Большой Джим. — Пусть тебе поможет твоя высокая мораль. — Голос его упал до бормотания, которое пугало больше, чем предыдущие вопли. — Но ты же принимаешь эти пилюли. Оксиконтин.
Эндрия похолодела:
— А что с ними не так?
— У Энди их немалый запас, специально для тебя, но, если ты в этих гонках ставишь не на того коня, пилюли могут просто раствориться. Правильно я говорю, Энди?
Энди начал мыть кофеварку. Вид у него был несчастный, он избегал взгляда беспокойных глаз Эндрии. Но с ответом не промедлил.
— Да, — подтвердил он. — В таком случае может случиться, что я их просто высыплю в унитаз в аптеке. Опасно держать такие наркотики в полностью отрезанном от мира городе.
— Ты не имеешь права! — вскрикнула она. — У меня есть рецепт!
Большой Джим начал кротко.
— Единственный рецепт, который тебе сейчас нужен, это держаться людей, которые знают этот город лучше всего, Эндрия. Сейчас это единственная разновидность рецепта, от которого тебе будет хоть какая-то польза.
— Джим, мне нужны мои пилюли, — она услышала, как дрожит её голос, точно, как у её матери в последние, самые худшие годы, когда она уже не вставала с кровати, и Эндрия ненавидела себя за это. — Я в них очень нуждаюсь!
— Знаю, — сказал Большой Джим. — Бог подвергает испытанию тебя большой болью. («Не говоря уже о гадостной зависимости от наркотика», — подумал он.)
— Просто делай, как нужно, — включился Энди. Глаза его с тёмных кругами под глазами были печальными и убедительными. — Джим лучше всего знает, что надо нашему городу, и всегда знал. Не нужно, чтобы какой-то чужак рассказывал нам, как делать наше дело.
— Если я так буду делать, буду ли я получать эти таблетки против боли?
Лицо Энди просветилось улыбкой:
— Безусловно! Возможно, я даже под свою ответственность немного увеличу дозу. Скажем, на день на сто миллиграммов больше? Разве тебе не пойдёт на пользу? Вид ты имеешь крайне нездоровый.
— Наверное, мне следовало бы немного увеличить дозу, — глухо ответила Эндрия. Голову она
