она всхлипнула) и достала оттуда пластиковый пакет травы. Один из трёх галлоновых[183] пакетов, которые она там держала.
Она уже начала поворачиваться, и вдруг кто-то обхватил её за плечи, а кто-то другой вырвал у неё из рук пакет.
— Я хочу вновь взглянуть на твои розовые трусы, — произнёс Мэл ей прямо в ухо. — Посмотреть, есть ли надпись ВОСКРЕСЕНЬЕ у тебя на сраке. — Он задрал ей майку выше талии. — Нет, я так и знал.
— Перестаньте! Прекратите!
Мэл засмеялся: и-го-го-го-го.
Ей прямо в глаза ударил луч света, но она успела узнать узкую голову того, кто держал фонарь: Фрэнки Делессепс.
— Ты огрызалась мне сегодня, — сказал он. — К тому же ты меня ударила, сделала больно моей рученьке. А я всего лишь сделал это. — И он вновь схватил её за грудь.
Она попробовала отбить руку. Нацеленный ей в лицо луч света моментально упёрся в потолок. И тут же резко опустился вновь. Боль взорвалась у ней в голове. Он ударил её фонарём.
— Ой! Ой, как больно! ЧТО ты делаешь!
— Это, бля, ещё не больно. Тебе повезло, что я не арестовал тебя за продажу наркотиков. Стой спокойно, если не хочешь получить ещё.
— Как-то эта трава воняет мерзко, — произнёс Мэл деловым тоном. Он так и стоял сзади, задрав её майку.
— Да и сама она тоже, — добавила Джорджия.
— Должны конфисковать эту траву у тебя, сучечка, — сказал Картер. — Извиняй.
Фрэнки вновь ухватил её за сиську:
— Стой спокойно, — крутил он сосок. — Стой спокойно, говорю. — Голос у него стал хриплым. Дыхание участилось.
Она поняла, к чему идёт. Закрыла глаза. «Хоть бы только ребёнок не проснулся, — подумала она. — Хоть бы они не сделали чего-нибудь другого. Худшего».
— Давай, — подначила Джорджия. — Покажи ей, чего ей не хватает с тех пор, как смылся Фил.
Фрэнки махнул фонарём в сторону гостиной:
— Давай на диван. И раздвигай ноги.
— А ты не хочешь сначала зачитать ей её права? — спросил Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го. Сэмми подумала, если она вновь услышит этот его смех, у неё лопнет голова. Но двинулась к дивану, наклонив голову, с опущенными плечами.
Картер перехватил её на полдороги, развернул к себе, подсветив фонарём снизу своё лицо, превратив его в маску какого-то гоблина.
— Ты кому-то расскажешь об этом, Сэмми?
— Н-Н-Нет.
Гоблин кивнул.
— Умная девушка. А никто тебе и не поверит всё равно. Кроме нас, конечно, а мы тогда вернёмся сюда, и уже надлежащим образом тебя заебём.
Картер толкнул её на диван.
— Трахай её, — вскрикнула Джорджия взволнованным голосом, нацелив фонарь на Сэмми. — Трахайте эту суку.
Трахнули её все трое молодчиков. Фрэнки был первым, он прошептал:
— Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать, — и вошёл в неё.
Следующим был Картер. Во время его на ней прыганья проснулся и начал плакать Малыш Уолтер.
— Заткни глотку, мальчик, а то мгне придець зачтайт тебе твой пгава! — проревел Мэл Ширлз и засмеялся: и-го-го-го-го-го-го.
11
Уже было около полночи.
На своей половине кровати крепко спала Линда Эверетт; день ей выпал изнурительный, завтра утром вновь на службу (обеспечивать э-ва-ку-а-цию), и даже беспокойные мысли о Дженнилл не помешали ей заснуть. Она не храпела, нет, лишь тихонькое ху-ху-ху звучало с её половины кровати.
У Расти день был не менее изнурительным, но заснуть он не мог, и мешало ему не беспокойство из-за Джен. С ней всё будет хорошо, думал он, по крайней мере, в ближайшее время. Если её судороги не будут усиливаться, он их сможет сдержать. Если закончатся запасы заронтина в госпитале, он достанет лекарство у Сендерса в аптеке.
А думал он о докторе Гаскелле. И о Рори Динсморе, конечно. У Расти перед глазами стояла окровавленная, пустая дыра, там, где у мальчика раньше был глаз. Он слышал слова, сказанные Гаскеллом Джинни: «Я ещё не оглупел, то есть не оглох».
Вот только он умер теперь.
Расти перевернулся на другой бок, стараясь прогнать эти воспоминания, но вместо этого вспомнилось бормотание Рори: «Это Хэллоуин». А вслед за этим голос его собственной дочурки: «Это Большая Тыква виновата! Тебе нужно остановить Большую Тыкву!»
У его дочери были судороги. Рори Динсмору в глаз срикошетила пуля, и её фрагмент застрял в его мозгу. О чём это говорит?
Ни о чём. Как тот шотландец сказал в «Затерянных»[184]? - «Не принимай ошибочно случайность за судьбу».
Может, и да. Может, и нет. Но «Затерянные» были давно. Тот шотландец мог бы сказать и наоборот: «Не принимай ошибочно судьбу за случайность».
Он перевернулся на другой бок и теперь вспомнил чёрный заголовок вечернего спецвыпуска «Демократа»: БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!
Все напрасно. Сейчас заснуть не удастся, и наихудшее в таком состоянии — силком загонять себя в страну сна.
Внизу лежалая половинка знаменитого пирога Линды, с апельсинами и калиной; когда пришёл домой, он видел его там на полке. Расти решил пойти в кухню, посидеть за столом, съесть пирог, а заодно и полистать свежий номер «Американского семейного доктора»[185]. Если какая-нибудь статья о коклюше ему не навеет сон, то ничто другое уже не поможет.
Он встал, упитанный мужчина в голубой куртке и санитарских брюках, обычной для себя ночной одежде, и тихонько вышел из спальни, стараясь не разбудить Линду.
На полдороге к ступенькам он остановился и склонил, прислушиваясь, голову.
Одри подвывала, очень мягко, потихоньку, из спальни его дочек. Расти подошёл и деликатно приоткрыл двери. Золотистая ретриверша, её силуэт едва угадывался между девчачьими кроватями, подняла голову, взглянув на него, и выдала очередной тихий скулёж.
Джуди лежала на боку, подложив себе руку под щёчку, дышала она медленно и ровно. Другое дело Дженни. Она безустанно крутилась со стороны в сторону, стараясь снять с себя одеяло, и что-то бормотала. Расти переступил через собаку и присел на кровать Дженни под плакатом её очередного любимого бой- бэнда.
Ей что-то снилось. И что-то нехорошее, судя по встревоженному выражению её лица. А бормотание её похоже было на протесты. Расти постарался разобрать слова, но она уже затихла.
Снова заскулила Одри.
Ночная рубашка Джен вся сбилась. Расти её поправил, натянул одеяло и убрал волосы у Дженни с лица. Глаза под её закрытыми веками быстро двигались туда-сюда, но он не заметил у неё ни дрожания конечностей, ни скрюченных пальцев, ни характерного чавканья губами. Скорее фаза быстрого сна, чем эпилептический припадок, это почти наверняка. Из чего следовал интересный вопрос: неужели собаки
