а?
Я посмотрел на другую сторону поля и увидел парня в таком ярком пиджаке спортивного покроя, что хотелось сощуриться. Он ходил взад-вперед вдоль боковой линии с наушниками на голове и какой-то штуковиной в руках, напоминавшей миску для салата. Его очки показались мне знакомыми. Поначалу я не мог сложить два и два, но потом получилось: он выглядел как Молчаливый Майк Макикерн. Мой личный мистер Чародей.
— Кто это? — спросил я Дека.
Дек прищурился.
— Будь я проклят, если знаю.
Тренер хлопнул в ладоши и велел парням отправляться в душевую. Подошел к нам и стукнул меня по спине.
— Как поживаете, Шекспир?
— Неплохо, — бодро ответил я.
— 'Шекспир, пошел в сортир' — так у нас говорили в детстве. — И тренер добродушно захохотал.
— А у нас говорили: 'Треник, треник, слопай веник'.
На лице тренера Бормана отразилось изумление.
— Правда?
— Нет, шучу. — Я уже жалел, что не поддался первому порыву и не уехал из Джоди сразу после ужина. — Как в этом году команда?
— Ребята хорошие, тренируются с душой, но без Джимми уже не то. Вы видели наш новый рекламный щит, там, где сто девятое отходит от автострады семьдесят семь?
— Наверное, так к нему привык, что не обратил внимания.
— Что ж, взгляните на него на обратном пути, дружище. Очень хорошо смотрится. Мама Джимми растрогалась чуть ли не до слез, когда увидела. Как я понимаю, вам мы обязаны тем, что этот молодой человек поклялся не прикасаться к спиртному. — Он снял бейсболку с большой буквой 'Т', рукой стер со лба пот, вернул бейсболку на место, тяжело вздохнул. — Наверное, благодарить нужно еще и этого гребаного тупицу Винса Ноулса, но за него я могу только помолиться.
Я вспомнил, что тренер — из консервативных баптистов. Помимо молитв, он, наверное, верил во всю эту историю о сыновьях Ноевых.
— Благодарить меня не за что, — ответил я. — Я просто делал свою работу.
Он пристально посмотрел на меня.
— Вам следовало бы и дальше делать ее, а не гонять шкурку над какой-то книжкой. Извините, если слишком грубо, но таково мое мнение.
— Все нормально. — И я говорил правду. Он нравился мне тем, что так сказал. В другом мире я бы с ним согласился. Я показал на противоположную сторону поля, где Молчаливый Майк укладывал миску для салата в металлический ящик. Наушники уже висели на шее. — Кто это, тренер?
Тренер фыркнул.
— Кажется, его зовут Хейл Дафф. Или Кейл. Новый спортивный репортер 'Большой дамы'. — Он говорил о Кей-ди-эй-эм, единственной радиостанции округа Денхолм, со слабеньким передатчиком, которая утром передавала прогноз погоды и новости для фермеров, после полудня — музыку кантри. А после окончания школьных занятий — рок. Паузы между песнями нравились детям никак не меньше музыки: сначала что-то взрывалось, а потом сиплый старческий голос произносил: 'КЕЙ-ДАМ! Большой БАМ!' В Стране прошлого это считалось вершиной скользкого юмора.
— Что это у него за устройство, тренер? — спросил Дек. — Вы знаете?
— Знаю, будьте уверены, — ответил тренер, — и если он думает, что я разрешу пользоваться им во время репортажа с матча, то он упал с дуба. Как будто я хочу, чтобы все, у кого есть радио, слышали, как я обзываю своих парней, если они не могут остановить атаку на тридцатиярдовой линии.
Я повернулся к нему, очень медленно.
— Что вы такое говорите?
— Я ему не поверил, поэтому опробовал сам, — ответил тренер, а потом продолжил с нарастающим негодованием: — Услышал, как Буф Редфорд говорил одному из новичков, что яйца у меня больше, чем мозги.
— Неужели? — Мое сердце ускорило бег.
— Этот Даффер утверждает, что собрал эту штуковину в гараже, — пробурчал тренер. — А если включить ее на полную мощность, можно услышать, как пернул кот в соседнем квартале. Чушь, разумеется, но Редфорд находился на другой половине поля, когда я услышал, как он острит.
Парень в спортивном пиджаке, который выглядел года на двадцать четыре, поднял металлический ящик и помахал нам свободной рукой. Тренер ответил тем же, бормоча:
— Я пущу его на поле в тот самый игровой день, когда на бампере моего гребаного 'Доджа' появится наклейка 'Голосуй за Кеннеди'.
Уже практически стемнело, когда я добрался до пересечения автострады 77 и шоссе 109, но на востоке поднялась раздутая оранжевая луна, и ее света вполне хватало, чтобы разглядеть рекламный щит. С него улыбался Джим Ладью, держа футбольный шлем в одной руке, а мяч — в другой, прядь черных волос падала на лоб. Над портретом тянулась надпись украшенными звездами буквами: 'ПОЗДРАВЛЯЕМ ДЖИМА ЛАДЬЮ, ЛУЧШЕГО КУОТЕРБЕКА ШТАТА 1960/1961! УДАЧИ В АЛАБАМЕ! МЫ НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕМ ТЕБЯ'.
А под портретом кричали красные буквы: 'ДЖИМЛА!'
Двумя днями позже я зашел в 'Сателлитную электронику'. Подождал, пока владелец продаст транзисторный приемник размером с айпод жующему жвачку парнишке. Когда он вышел за дверь, уже вставив в ухо наушник, Молчаливый Майк повернулся ко мне.
— Кого я вижу! Мой давний друг Доу! Чем я могу помочь вам сегодня? — Его голос упал до заговорщического шепота: — Опять нужны лампы с 'жучками'?
— Не сегодня, — ответил я. — Скажите, вы когда-нибудь слышали об устройстве, которое называется дистанционный микрофон?
Его губы разошлись в улыбке.
— Друг мой, вы опять обратились по адресу.
Глава 18
Я поставил себе телефон и первым делом позвонил Эллен Докерти. Она с радостью сообщила мне адрес Сейди в Рино.
— У меня есть и телефонный номер пансиона, в котором она живет, — добавила она. — Если хотите.
Разумеется, я хотел, но если бы взял, не устоял бы перед искушением и позвонил. А что-то подсказывало мне, что это будет ошибкой.
— Адреса мне хватит.
Письмо Сейди я написал, как только положил трубку, и хотя мне страшно не нравился собственный приподнятый, нарочито непринужденный тон, я не знал, как от него избавиться. Эта чертова швабра по- прежнему лежала между нами. А вдруг она встретила в Рино богатенького папика и забыла обо мне? Разве такое не могло случиться? Она, конечно же, знала, как порадовать его в койке: и обучалась быстро, и проворность проявляла не меньшую, чем на танцполе. Вновь завибрировала струнка ревности, и письмо я закончил быстро, не заботясь о том, что от слов веет мрачностью и безразличием. Главное — уйти от искусственности и сказать что-то честное.
