я сел на землю и схватился за сердце. Он спросил, все ли со мной в порядке. «Не знаю, — говорю я. — Инфаркта у меня никогда не было, но, судя по ощущениям, он самый». Вот почему мистеру Энди Каллему не удалось поохотиться в тот ноябрьский день, Джейк, и, соответственно, он не подстрелил маленькую девочку. Он отвозил бедного Билла Лейдлоу в Центральную больницу штата Мэн в Льюистоне.
— Ты это сделал? Правда, сделал?
— Будь уверен. В больнице я сказал, что съел на ленч «большого старого героя» — так тогда называли итальянский сандвич, — и мне поставили диагноз: острое несварение желудка. Я заплатил двадцать пять долларов наличными, и меня отпустили. Каллем меня дождался и отвез к моему «Шевроле». Как тебе такое участие? В тот же вечер я вернулся в две тысячи одиннадцатый год… разумеется, через две минуты после того, как отбыл. С теми же ощущениями, какие возникают при смене часовых поясов, только безо всякого самолета. Сразу поехал в городскую библиотеку, где посмотрел статью о школьном выпускном вечере за шестьдесят пятый год. Раньше ее иллюстрировала фотография Каролин Пулин. Тогдашний директор — Эрл Хиггинс, он уже давно на том свете — наклонялся, чтобы передать ей аттестат. Она сидела в инвалидном кресле, в мантии и шапочке. Подпись под фотографией гласила: «Каролин Пулин достигла главной цели на долгом пути к выздоровлению».
— Ты ее увидел?
— Историю о выпускном вечере я нашел, будь уверен. Церемония окончания школы всегда попадает на первую полосу газеты маленького города, ты это знаешь, дружище. Но теперь статью сопровождала фотография мальчишки с паршивой битловской стрижкой и подписью: «Лучший ученик Тревор Бриггс, по прозвищу Бадди, произносит прощальную речь перед участниками выпускной церемонии». Они перечислили всех выпускников, чуть больше сотни, однако Каролин Пулин я среди них не нашел. Поэтому заглянул в статью о выпускной церемонии шестьдесят четвертого года, в котором она закончила бы школу, если бы не ранение в позвоночник. И попал в десятку. Ни фотографии, ни особого упоминания, но законное место в списке. Между Дэвидом Платтом и Стефани Роутиер.
— Обычная выпускница, марширующая под бравурную музыку.
— Именно. Потом я вбил ее имя и фамилию в поисковую строку «Энтерпрайз» и нашел ещё несколько упоминаний после шестьдесят четвертого года. Не так чтобы много, три или четыре. Примерно столько, наверное, и должно быть о ничем не примечательной женщине, ведущей обычную жизнь. Она поступила в Университет штата Мэн, защитила диплом по специальности «управление бизнесом», потом продолжила учебу в магистратуре в Нью-Хэмпшире. Я нашел еще одну статью, за семьдесят девятый год, вышедшую незадолго до закрытия «Энтерпрайз». Она называлась «БЫВШАЯ ЖИТЕЛЬНИЦА ЛИСБОНА ВЫИГРЫВАЕТ НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОНКУРС ЛИЛЕЙНИКОВ». С фотографией Каролин — здоровой, улыбающейся, с цветами в руках. Она живет… жила… не знаю, как правильно, может, и так, и этак… в городке неподалеку от Олбани, штат Нью-Йорк.
— Замужем? Дети?
— Вряд ли. На фотографии она держит свои лучшие лилейники, но кольца не руке не видно. Знаю, о чем ты думаешь. Ничего не изменилось, за исключением того, что она ходит на своих двоих. Но так ли это? Она жила в другом месте и общалась совсем с другими людьми, с которыми никогда бы не встретилась, если бы Каллем подстрелил ее и она осталась в Фоллс. Понимаешь, о чем я?
В тот момент я не мог сказать, что понимаю, а что — нет, но согласно кивнул. Потому что хотел, чтобы он закончил прежде, чем рухнет замертво. И перед уходом намеревался уложить его в постель.
— Я говорю тебе, ты можешь изменить прошлое, но это не так-то просто. В то утро я чувствовал себя человеком, пытающимся выбраться из нейлонового чулка. Он растягивается, а потом возвращается на прежнее место, крепкий, как и раньше. Однако в конце концов мне удалось его прорвать.
— Почему ты столкнулся с такими трудностями? Потому что прошлое не хочет меняться?
— Что-то не хочет, чтобы оно менялось, я в этом абсолютно уверен. Но изменить прошлое можно. Если сделать поправку на сопротивление — можно. — Эл смотрел на меня, его глаза сверкали на изможденном лице. — В любом случае историю Каролин Пулин можно закончить словами: «После этого она жила долго и счастливо». Так?
— Так.
— Загляни под заднюю обложку тетради, которую я тебе дал, дружище, и, возможно, ты изменишь мнение. Там распечатка, которую я сделал сегодня.
Я заглянул и увидел кармашек из плотной бумаги для хранения служебных записок и визитных карточек. Внутри лежал сложенный лист. Я достал его, развернул, долго на него смотрел. Это была компьютерная распечатка первой полосы газеты «Лисбон уикли энтерпрайз». Под названием стояла дата: 18 июня 1965 года. Статье предшествовал заголовок: «ВЫПУСКНОЙ КЛАСС ЛСШ УХОДИТ СО СЛЕЗАМИ СЧАСТЬЯ». На фотографии лысый мужчина (академическую шапочку он сунул под мышку, чтобы не свалилась с головы) наклонялся к девушке, которая сидела в инвалидном кресле. Мужчина держался за один край аттестата, она — за другой. Под фотографией значилось: «Каролин Пулин достигла главной цели на долгом пути к выздоровлению».
Я в недоумении уставился на Эла:
— Если ты изменил будущее и спас ее, как такое может быть?
— Каждое путешествие — сброс на ноль, дружище. Помнишь?
— Господи! Когда ты отправился останавливать Освальда, все, что ты сделал, чтобы спасти Пулин, стерлось?
— Да… и нет.
— Что значит — да и нет?
— Путешествию в прошлое, чтобы спасти Кеннеди, предстояло стать последним, но я мог не спешить в Техас. С какой стати? В сентябре пятьдесят восьмого Кролик Оззи — так его прозвали братья-морпехи — еще не вернулся в Америку. Он плавал по Тихому океану в составе своего подразделения, защищал демократию для Японии и Тайваня. Поэтому я вновь отправился в пансионат «Тенистые домики» на Себаго и болтался там до пятнадцатого ноября. По второму разу. Но когда наступил этот день, я выехал еще раньше, и чертовски правильно сделал, потому что теперь не отделался двумя спущенными колесами. У моего чертова «Шевроле» полетел коленвал. И мне пришлось заплатить шестьдесят долларов механику на автозаправочной станции в Наплсе, чтобы тот одолжил мне на день свой автомобиль. В залог я оставил ему перстень морпеха. На этом мои злоключения не закончились, но сейчас я не буду о них вспоминать…
— Опять рухнул мост в Дарэме?
— Не знаю, дружище, той дорогой я не поехал. По моему разумению, человек, который не извлекает уроков из прошлого, — идиот. Но я теперь точно знал, с какой стороны подъедет Эндрю Каллем, и успел вовремя. Дерево перегораживало дорогу, как и прежде, и когда он подъехал, я пытался его оттащить, как и прежде. На пару мы справились с деревом, а потом я почувствовал боли в груди, как и прежде. Мы разыграли ту же комедию, Каролин Пулин и ее отец отлично провели субботу в лесу, а пару недель спустя я попрощался с Мэном и на поезде укатил в Техас.
— Тогда почему я держу в руках фотоснимок с выпускного, на котором она сидит в инвалидном кресле?
— Потому что каждое путешествие через «кроличью нору» — сброс на ноль. — Вновь Эл просто смотрел на меня, чтобы увидеть, когда до меня дойдет. И до меня дошло, где-то через минуту.
— Я?..
— Совершенно верно, дружище. Ты сегодня купил кружку рутбира за десять центов. И вернул Каролин Пулин в инвалидное кресло.
Глава 4
Я помог Элу добраться до спальни, и он пробормотал: «Спасибо, дружище», — когда я опустился на колено, чтобы расшнуровать ему туфли и снять их. Возмутился он, лишь услышав мое предложение сопроводить его в ванную.
