— Улучшать мир — важно, но не менее важно добираться до унитаза самостоятельно.
— Пока ты уверен, что тебе это удастся.
— Сегодня — уверен, а завтра будет новый день. Иди домой, Джейк. Начни читать тетрадь… там много чего понаписано. А утром, которое вечера мудренее, придешь сюда и скажешь, что решил. Я никуда не денусь.
— С вероятностью девяносто пять процентов?
— Как минимум девяносто семь. Если на то пошло, я не настолько плох. Сомневался, что мы с тобой продвинемся так далеко. Успеть рассказать… И добиться, чтобы ты поверил… У меня гора с плеч свалилась.
Я еще не знал, поверил ли, пусть сегодня сам побывал в прошлом, но говорить об этом не стал. Пожелал Элу доброй ночи, напомнил, что нельзя терять счет принятым таблеткам («Да, да»), и отбыл. С минуту постоял на дорожке, глядя на гнома с флагом Одинокой звезды.
«Не связывайтесь с Техасом»[30], — подумал я… но, возможно, именно это мне и предстояло. И, учитывая трудности, с которыми столкнулся Эл, изменяя прошлое — спустившие колеса, сломанный двигатель, рухнувший мост, — я легко мог представить, что Техас попытается разобраться и со мной.
После столь бурного дня я не думал, что мне удастся заснуть раньше двух или трех утра, и нисколько бы не удивился, если бы не сомкнул глаз до рассвета. Но иногда тело диктует правила. К тому времени как я добрался до дома и смешал себе некрепкий напиток (один из маленьких плюсов возвращения к холостяцкой жизни — возможность держать дома спиртное), веки у меня отяжелели. А когда допил виски и прочитал десяток страниц «Книги Освальда», глаза уже слипались.
Я ополоснул стакан в раковине, отправился в спальню (оставляя след из одежды, за что Кристи закатила бы мне жуткий скандал) и упал на широкую кровать, в которой теперь спал один. Подумал о том, чтобы потянуться и выключить лампу на прикроватном столике, но рука будто налилась свинцом. Казалось, что сочинения в затихшей учительской я правил очень и очень давно. Последнее, впрочем, не удивляло: всем известно, что время, при всей его неумолимой жесткости, иной раз на удивление пластично.
Каролин Пулин, получающая аттестат в инвалидном кресле. В том году, когда первое место в хит- парадах заняла песня «Держись, Слупи» в исполнении «Маккойс».
Каролин Пулин, прогуливающаяся по своему саду с лилейниками. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году, когда первое место заняла песня Христианской ассоциации молодежи группы «Виллидж пипл». Каролин Пулин, иногда опускающаяся на колено, чтобы вырвать сорняк-другой, затем поднимающаяся и идущая дальше.
Каролин Пулин в лесу, вместе с отцом, перед тем как стать калекой.
Каролин Пулин в лесу, вместе с отцом, на пороге превращения в обычную девушку маленького американского городка. И в каком месте этого временного потока она находилась, когда в экстренных выпусках новостей по радио и телевидению сообщили, что тридцать пятого президента Соединенных Штатов застрелили в Далласе?
Но станет ли мир от этого лучше? Нет никаких гарантий.
Я закрыл глаза и увидел листки, слетающие с календаря. Так без лишних изысков показывали уходящее время в старых фильмах. Я видел, как они вылетают из окна моей спальни, словно птицы.
Прежде чем я провалился в сон, мне в голову успело прийти еще одно воспоминание: идиот- десятиклассник с идиотским подобием бородки, улыбаясь, бормочет: «Гарри-Жаба прыгает по а-ве-ню!» И Гарри, останавливающий меня, когда я хочу призвать нахала к порядку: «Не берите в голову. Я к этому привык».
На том я и отрубился.
Я проснулся от утреннего света и пения птиц, пощупал лицо, в уверенности, что плакал, перед тем как открыть глаза. Должно быть, мне приснилось, пусть я и не помнил подробностей, что-то очень грустное, потому что я не из плаксивых.
Сухие щеки. Никаких слез.
Не отрываясь от подушки, я повернул голову, чтобы взглянуть на часы на прикроватном столике. Без двух минут шесть. Судя по яркости света, ожидалось прекрасное июньское утро, и занятия в школе закончились. Первому дню летних каникул учителя обычно радуются не меньше учеников, но меня не отпускала печаль. Печаль. И не только потому, что предстояло принять трудное решение.
На полпути к душу в моей голове вспыхнули три слова:
Я остановился, голый, и широко раскрытыми глазами уставился на собственное отражение в зеркале гардероба. Теперь я вспомнил сон, и меня уже не удивляло, что я проснулся грустным. Мне приснилось, что я сижу в учительской, читаю сочинения учеников-взрослых, а в расположенном дальше по коридору спортивном зале катится к завершению очередной четверти баскетбольный матч. Моя жена только что вернулась из центра реабилитации. Я надеюсь, что к моему приезду она будет дома и мне не придется просидеть час на телефоне, чтобы отыскать ее и вытащить из какого-нибудь местного бара.
В этом сне я кладу сочинение Гарри Даннинга на стопку других сочинений и начинаю читать:
Понятное дело, такое сочинение завладело моим вниманием, и быстро. Чего там, оно зацепило бы любого. Но мои глаза начало щипать, лишь когда я добрался до той части, где говорилось о его одежде. Про одежду он упомянул не случайно. Когда дети выходят из дома одним особенным осенним вечером с пустыми сумками, надеясь набить их сластями, детские наряды обычно отражают сиюминутные увлечения. Пять лет назад каждый второй подросток появлялся у моей двери в очках Гарри Поттера и с переведенным на лоб шрамом в форме молнии. Когда, много лун тому назад, я сам впервые отправился выклянчивать сладости (мать по моему настоятельному требованию следовала за мной в десяти футах), на мне был костюм снежного штурмовика из фильма «Империя наносит ответный удар». Так что не стоило удивляться, что Гарри Даннинг остановил свой выбор на куртке из оленьей замши.
— Кавабанга, Буффало Боб, — поздоровался я со своим отражением и внезапно рванул к кабинету. Я не держу дома работ учеников — никто из учителей не держит, они бы завалили весь дом, — но у меня вошло в привычку ксерить лучшие сочинения. Они служили отличным подспорьем в учебном процессе. Сочинение Гарри я бы никогда не использовал — слишком уж оно было личное и предназначалось исключительно для моих глаз, — но я помнил, что вроде бы все равно снял копию, раз уж оно вызвало у меня столь сильную эмоциональную реакцию. Выдвинул нижний ящик и принялся рыться в этом сорочьем гнезде из папок и бумаг. Нашел искомое пятнадцать минут спустя, изрядно вспотев. Сел за стол и начал читать.
