Жена (Другу). А с ними, конечно, и его лучший друг.
Лучший друг слегка кланяется. Жена указывает на Любовницу.
Не забудь и ее.
Друг (просто, дружелюбно). И его… особый друг тоже.
Любовница (улыбается, слегка кивает). Благодарю вас.
Друг. И мы следуем обычаю, хотят того или нет. Ждем до последнего часа, а потом собираемся, даже если нас не зовут, — если только нам не будет прямо сказано, в письменной или устной форме, что наше присутствие нежелательно. Мы… собираемся. Иногда даже зная, что наше присутствие нежелательно.
Жена. Ах, вот как. Значит, ты с юридической тонкостью даешь нам понять…
Друг. Ничего подобного. Нам не было сказано, что наше присутствие нежелательно.
Жена (Врачу). Сердце подсказало. Ничего более… определенного? Более медицинского? Просто предчувствие, что это произойдет скоро? Будь вы женщиной, это назвали бы интуицией. Может, у врачей тоже бывает интуиция? (Дочери с легким упреком.) Мы ведь не издалека приехали, верно? Тебе что, неприятно, что мы здесь, у него, в этой комнате, а не в гостинице и даже не внизу?
Дочь. Да, пожалуй. И что мы тоже когда-то жили здесь.
Жена (Дочери). Это было сто лет назад. (Врачу.) Значит, предчувствие.
Врач (Жене). Я, конечно, не могу указать точно до минуты. Но разве я не предсказал вам, когда она (указывает на Дочь) появится на свет? Точный день и даже час? Или когда он? (Указывает на Сына.)
Любовница (не давая ему погрузиться в воспоминания). Но все же у вас есть и какие-то основания.
Врач. Есть.
Пауза.
Жена (так, словно она говорит с неразумным ребенком). И какие же?
Сиделка (деловито, никого не упрекая). Нужно было дать ему умереть в больнице.
Дочь. Да!
Жена (сдержанное негодование). В этих проволоках?
Сиделка (пожимает плечами). Какое это имеет значение?
Любовница (мягко улыбаясь, качает головой; чуть насмешливо). Ну, конечно. Нужно было дать ему умереть в больнице. (Жене.) Представляете?
Жена. Трубки, проволоки. Вся эта аппаратура, приводящие и выводящие устройства. Словно он какой-то центральный механизм. (Всем, ни к кому в отдельности не обращаясь.) Вот во что он превратился со всеми этими трубками и проволоками — в еще одно механическое устройство. (Любовнице.) Поддержите меня.
Любовница. Да, и даже гораздо хуже.
Жена. Словно смотришь на город с самолета. Путаница железнодорожных путей и шоссе. Или в спрута: все эти датчики, самописцы, модуляторы, энцефалографы, кардиографы, респираторы и трубки, трубки, в обеих руках и в носу — это щупальца, а где же он сам? Во всей этой… аппаратуре? На миг мне даже показалось, что это он… приводит ее в движение. Все эти трубки и проволоки.
Сиделка. Они помогают следить за состоянием больного — дают ответы на вопросы. (Качает головой.) Вот и все.
Любовница. Теперь наши вопросы очень просты. Чтобы на них ответить, достаточно секундной стрелки, пальца на пульсе…
Дочь (язвительно). Вы имеете в виду…
Любовница (тоном, не допускающим возражений). Он сказал… здесь.
Дочь (не слишком любезно). Это вы так говорите.
Жена (пожимает плечами). Приходится верить.
Любовница (не обращая внимания на их тон). Он сказал… здесь. Когда не будет надежды… нет, как же он сказал?.. Не надежды, а смысла! Когда не будет смысла, сказал он… пусть меня отвезут туда. Я хочу, чтобы в камине горели дрова, хочу видеть знакомый потолок и знать, что здесь бы я жил, если б мне это было суждено. Я хочу умереть в доме… который я знаю. (Другим тоном; Дочери.) Конечно, это я так говорю, но вы можете мне верить. Ведь вам придется мне верить на слово… во многом… К примеру, любил ли он вас еще… (Обращаясь ко всем, печально.) Вам всем придется верить мне на слово, тут уж ничего не поделаешь. Я вам перевожу его слова, насколько могу. Я говорю вам то, что помню; вернее — думаю, что помню. Иногда я лгу и передаю вам то, что он сказал бы… если бы захотел… или дал себе труд.
Дочь (упрямо, но без внутреннего убеждения). Нет, так нельзя.
Сын (спокойно). Что ты сказала?
Дочь (с презрением). Не лезь!
Жена. Когда я была у него в больнице в последний раз перед тем, как… его перевезли сюда, я сказала… (Поворачивается к Любовнице.) Вас не было. Вы пошли за покупками, а может быть, отдыхали… (Ко всем.) Когда я увидела его в этих проволоках… Я стояла у него в ногах — о пустяках мы с ним перестали говорить уже давно, много лет назад, — я покачала головой и, боюсь, даже пощелкала языком — ц-ц-ц-. Он приоткрыл глаза, ему, верно, показалось, что я смотрю на него со злобой, хотя я смотрела просто… объективно. «Так нельзя, — сказала я. — Увезти тебя отсюда? Или хочешь остаться здесь?» Он посмотрел на меня, а потом закрыл глаза и кивнул. Очень медленно… «Что же из двух?» — спросила я. Ведь я задала сразу два вопроса и кивок мог означать и да, и нет. «Что же из двух? — спрашиваю. — Хочешь остаться здесь?» Он медленно покачал головой. «Хочешь уехать?» Глаза открылись и закрылись дважды, я знаю издавна, с доисторических времен, что это у него знак нетерпения, затем… кивок. «Что ж, конечно, — сказала я бодрым деловым тоном, — конечно, ты не хочешь здесь оставаться. Хочешь вернуться домой?» Никакого ответа, глаза горят. «К себе домой, — говорю я, — конечно, не ко мне. Или к ней? Ты, наверно, хочешь к ней? Устроить это?» Глаза на мне, но никакого ответа. «Хочешь, чтобы она устроила это?» Опять глаза, опять никакого движения. «А может быть, все уже устроено? Она обо всем позаботилась?» Глаза просветлели; честное слово, в них промелькнула улыбка. Значит, она позаботилась. Что ж, хорошо. Раз все устроено, прекрасно. Мне только важно, чтобы это было сделано. Я совершенно не претендую… уже давно не претендую… А глаза потухли — он их не закрыл, а просто выключил, как, бывало, делал когда-то… Так часто, так давно. (Любовнице.) По этому признаку я всегда понимала, что…
Дочь (ревниво, очень по-женски). Мама!
Жена. Не отвлекай меня.
Дочь (жалобно, но так, словно хочет ее защитить). Мама!
Жена (как можно холоднее). Да? (Пауза.) Выключил. Не закрыл, но выключил.
