— Стю Редман! — проорал он в темноту. — Это Стю Редман! — Он проглотил застрявший в горле комок. — Кто это там?
Но голос, прозвучавший сквозь пелену снега, на самом деле показался ему знакомым.
— Стю? Стю
— Со мной Том Каллен… Ради Бога, не стреляйте в нас!
— Это что, фокус? — Голос, казалось, рассуждал сам с собой.
— Никаких фокусов! Том, скажи что-нибудь.
— Эй, привет, — послушно сказал Том.
Последовала пауза. Только вьюга завывала вокруг них. Потом часовой (точно, этот голос
— У Стю в старой квартире на стене висела картина. Что на ней было?
Стю отчаянно напряг мозги. Ему мешал все время возвращающийся в его воображение звук передергиваемого затвора винтовки. Он подумал:
— Фредерик Ремингтон! — изо всех сил заорал он. — Она называется «Тропа войны»!
— Стю! — заорал в ответ часовой. Черная тень выплыла из пурги, скользя и мотаясь из стороны в сторону на бегу к ним. — Я бы в жизни не поверил…
Потом он очутился перед ними, и Стю увидел, что это Билли Геринджер, который доставил им столько беспокойства своей буйной ездой на тачке прошедшим летом.
— Стю! Том! Бог ты мой, и Коджак с вами: А где Глен Бейтман и Ларри? Где Ральф?
Стю медленно покачал головой.
— Не знаю. Билли, нам надо убраться с холода. Мы страшно замерзли.
— Конечно, супермаркет здесь, в двух шагах. Я сейчас позову Норма Келлогга… Гарри Данбартона… Дика Эллиса… Черт, да я разбужу весь город! Это же здорово! Я просто глазам своим не верю!
— Билли…
Билли, собравшийся бежать в город, повернулся к ним, и Стю, хромая, приблизился к нему.
— Билли, Фрэн собиралась рожать…
Билли застыл на месте. А потом прошептал:
— Ах, черт, я совсем забыл про это.
— Она родила?
— Джордж… Джордж Ричардсон расскажет тебе, Стю. Или Дэн Лейтроп. Он наш новый врач, пришел недели через четыре после того, как вы, ребята, ушли, раньше был по ухо-горло-носу, но сейчас довольно непло…
Стю с силой встряхнул Билли, оборвав его почти бессмысленное лопотание.
— Что случилось? — спросил Том. — С Фрэнни что-то не так?
— Говори, Билли, — сказал Стю. — Пожалуйста.
— Фрэн в порядке, — сказал Билли. — С ней все будет отлично.
— Ты только слышал это?
— Нет, я ее видел. Я и Тони Донахью, мы ходили туда вместе. Принесли Фрэнни цветы из оранжереи. Оранжерея — это затея Тони, он там не только цветы выращивает, но и всякую всячину. Она все еще в больнице только потому, что ей пришлось делать как-его-там… Ну, римские роды…
— Кесарево сечение?
— Ага, точно, потому что ребенок выходил неправильно. Но зато не потеть, не тужиться. Мы пошли проведать ее через три дня после того, как она родила, это было 7 января, когда мы ходили, два дня назад. Мы принесли ей несколько роз. Мы думали ее немножко порадовать, потому что…
— Ребенок умер? — угрюмо спросил Стю.
— Он не умер, — сказал Билли, а потом с огромным трудом выдавил: — Еще нет.
Стю неожиданно почувствовал себя где-то далеко-далеко, словно в каком-то провале. Он услышал смех… и вой волков…
Горестной скороговоркой Билли выпалил:
— Он подцепил грипп. Подцепил Капитана Скорохода. Это конец нам всем, вот что люди говорят. Его принесли к Фрэнни на четвертый день. Мальчик, шесть фунтов девять унций. И поначалу все было в норме, и, наверное, все в Зоне напились. Дик Эллис сказал, что это как все праздники, вместе взятые. А потом на шестой день он… он подцепил это. Да, ребята. — Голос у Билли стал дрожать и сделался глуше. — Он подцепил это, ох, черт, ну и добро пожаловать домой,
Стю нашарил рукой плечо Билли и притянул его к себе поближе.
— Поначалу все говорили, что ему может стать лучше, что у него, может, обычная простуда… или бронхит… а может, круп… но доктора, они сказали, что у новорожденных младенцев почти никогда не бывает такого.
— Что им трудно ошибиться, — закончил за него Стю.
— Ага, — прошептал Билли. — Ты верно усек.
— A-а, чтоб тебя, с-сука, — пробормотал Стю. Он отвернулся от Билли и захромал вверх по шоссе.
— Стю, куда ты идешь?
— В больницу, — сказал Стю. — Повидаться со своей женой.
Глава 76
Фрэн лежала с включенной лампой для чтения и не спала. Лампа отбрасывала яркий кружок света на покрывавшую Фрэн чистую белую простыню. В центре кружка обложкой вниз валялся роман Агаты Кристи. Фрэн не спала, но находилась в том дремотном состоянии, когда воспоминания волшебным образом делаются ясными и прозрачными, превращаясь в сны. Она сейчас похоронит своего отца. Что случится потом, не имеет значения, но она заставит себя оправиться от шока настолько, чтобы сделать это. Акт любви. Когда с этим будет покончено, она сможет отрезать себе кусочек пирога с клубникой и ревенем. Кусок будет большим, сочным и очень, очень горьким.
Полчаса назад к ней заходила Марен проверить, все ли в порядке, и Фрэн спросила:
— Питер уже умер? — И даже когда она спрашивала, время, казалось, раздвоилось так, что она не была точно уверена, кого она имела в виду: Питера-младенца или уже давно разложившегося Питера — деда этого младенца.
— Тшшш, с ним все отлично, — сказала Марси, но Фрэн увидела более правдивый ответ в ее глазах. Ребенок, которого она зачала с Джессом Райдером, умирал где-то за четырьмя стеклянными стенами. Может быть, ребенку Люси повезет больше: оба его родителя обладали иммунитетом против Капитана Скорохода. Зона уже вычеркнула ее Питера и теперь обратила свои коллективные чаяния и надежды к тем женщинам, которые забеременели после 1 июля прошлого года. Это было жестоко, но вполне объяснимо.
Ее мысли плавали на каком-то нижнем уровне рассудка, на границе яви и сна, путая картины ее прошлого с образами сердца. Она думала о гостиной своей матери, где времена года сменяли друг друга в ее детстве. Она думала о глазах Стю, о первом взгляде на своего ребенка, Питера Голдсмита-Редмана. Ей снилось, что Стю с ней, в ее палате.
— Фрэн?
Ничего не получилось так, как мечталось. Все надежды лопнули, оказались такими же поддельными, как зверюшки в Диснейленде — просто пуда заводных механизмов, обман, ложное зачатие, ложная беременность…