утешительного для Лены Каннингхэм в этом не было. Не нравилось ей узкое лицо, не нравились морщины вокруг холодных голубых глаз, а более всего не нравилось, как он совал ей под нос эту фотографию.
— Да, он, — снова сказала она. — Но никакой девочки с ним не было. Честно, мистер. Мой муж вам скажет то же самое. Он дежурит по ночам. Мы почти не видим друг друга, разве что за ужином. Он скажет…
Вернулся второй мужчина, и с возрастающей тревогой Лена увидела у него в одной руке радиотелефон, в другой — большой пистолет.
— Это они, — сказал Джон Мэйо. Он был вне себя от злости и разочарования. — В кровати спали двое. На одной подушке светлые волосы, на другой — черные. Черт бы побрал это спущенное колесо! Все к чертовой матери! В ванной на крючках висят мокрые полотенца! Чертов душ еще капает! Мы разминулись с ними, может, на пять минут, Рэй!
Он засунул пистолет в кобуру под мышкой.
— Я позову мужа, — еле слышно сказала Лена.
— Не беспокойтесь, — сказал Рэй. Он схватил Джона за руку и потащил к выходу. Тот все еще клял спущенное колесо.
— Забудь о колесе, Джон. Ты связался с О'Джеем в городе?
— Я говорил с ним, а он разговаривал с Норвилом. Норвил едет сюда из Олбани, он взял с собой Стейновица. Тот приземлился не более десяти минут назад.
— Хорошо. Слушай, Джонни, подумай-ка. Они ведь наверняка уехали на попутке.
— Да, пожалуй. Если только не увели машину.
— Парень — преподаватель английской литературы. Он не сумеет стащить даже конфету с лотка для пожертвований в доме слепых. Итак, они ехали на попутке. Подхватили ее прошлой ночью в Олбани. Либо сегодня утром. Спорю на годовой оклад, что они стояли на дороге и голосовали, пока я взбирался на холм.
— Если бы не спустило колесо… — Глаза Джона за очками в тонкой металлической оправе выглядели несчастными. Он словно видел, как уплывало его повышение по службе.
— К черту колесо! — сказал Рэй. — Кто проехал мимо нас? Когда спустило колесо, кто проезжал мимо? Джон подумал, прицепляя радиотелефон к поясу.
— Фермерский грузовик, — сказал он.
— Я тоже его помню, — сказал Рэй. Он оглянулся и увидел за окном мотеля крупное, круглое лицо Лены Каннингхэм. Она заметила его взгляд, и занавеска сразу же вернулась на место.
— Довольно скрипучий грузовичок, — сказал Рэй. — Если они не свернули с главной дороги, мы должны бы догнать их.
— Тогда двигаем, — сказал Джон. Мы можем поддерживать связь с Элом и Норвилом через О'Джея по радиотелефону.
Они быстро сели в машину. Через секунду коричневый «форд» выскочил со стоянки, выбрасывая из-под задних колес белую гравийную крошку. Лена Каннингхэм с облегчением смотрела, как они мчались. Теперь держать мотель совсем не то, что было раньше.
Она пошла будить мужа.
В то время как «форд» с Рэем Ноулзом за рулем и Джоном Мэйо с короткоствольной винтовкой в руках мчался по дороге 40 со скоростью более семидесяти миль в час, группа из десяти или одиннадцати таких же неприметных машин последней модели после поисков направилась из окрестных районов в Гастингс Глен. Ирв Мэндерс рукой показал левый поворот и свернул с шоссе на разбитую дорогу без всякого указателя, ведущую на северо-восток. Грузовик гремел и кряхтел. По просьбе Мэндерса Чарли спела весь свой репертуар из девяти песен, включая такие шлягеры, как «Счастливого дня рождения», «Этот старик», «Иисус меня любит» и «Кэмптаунские гонки». Последнюю песню подхватили Ирв с Энди.
Дорога вилась и перекатывалась через поросшие деревьями гребни холмов, затем стала спускаться на вспаханную равнину с убранным урожаем. Слева от дороги из зарослей золотарника из-под старого сена выскочила куропатка, Ирв закричал: «Бей ее, Бобби!». Чарли вытянула палец, пропела: «Бам-бам-бам», — и залилась смехом.
Через несколько минут Ирв свернул на грунтовую дорогу, и еще через милю они подъехали к старенькому красно-бело-голубому почтовому ящику с выведенной карандашом на боку надписью «МЭНДЕРС». Дальше Ирв свернул на подъездную с выбитой колеей дорожку, длиною почти в полмили.
— Зимой, наверное, приходится платить кучу денег за расчистку, — сказал Энди.
— Сам чищу, — ответил Ирв.
Они подъехали к большому трехэтажному белому дому с ярко-зеленой отделкой. Энди он показался одним из домов, что начинают жизнь вполне обыкновенно, но с годами становятся совсем чудными. Сзади к дому были пристроены два сарайчика, один скособочился в одну сторону, другой — в противоположную. С южной стороны была пристроена теплица, а с северной, как накрахмаленная юбка, торчала застекленная веранда с занавесками. За домом стоял красный амбар, знавший лучшие времена, между домом и амбаром то, что жители Новой Англии называют двориком у двери, — плоская и пыльная полоска земли, где квохтали и копошились десятка два цыплят. Когда грузовик приблизился к ним, они разбежались, заверещав и размахивая бесполезными крылышками, мимо чурбана с воткнутым в него топором.
Ирв въехал на грузовичке в амбар, где стоял сладкий запах сена, напомнивший Энди летний Вермонт. Ирв выключил мотор, откуда-то из полумрака амбара послышалось низкое певучее мычание.
— У вас есть корова, — сказала Чарли, и что-то похожее на восхищение отразилось на ее лице. — Я же слышу.
— У нас их три, — сказал Ирв. — Ты слышишь Большуху — очень оригинальное имя, правда, кнопка? Она считает, что ее надо доить трижды в день. Ты сможешь увидеть ее попозже, если папа разрешит. — Можно, папочка?
— Думаю, можно, — сказал Энди, мысленно уступая. Они вышли на дорогу, чтобы поймать попутку, а вместо этого их просто умыкнули.
— Заходите, познакомьтесь с женой.
Они пересекли задний дворик, пережидая, пока Чарли перезнакомится со всеми цыплятами. Дверь отворилась, и на ступени вышла женщина лет сорока пяти. Она прикрыла глаза рукой от солнца.
— Ирв, приехал! Кого привез? Ирв улыбнулся:
— Ну, кнопку зовут Роберта. Этот парень — ее отец. Я как-то не ухватил его имени, так что не знаю, не родственники ли мы. Энди шагнул вперед и сказал:
— Я — Фрэнк Бэртон, мэм. Ваш муж пригласил нас с Бобби на ленч, если не возражаете. Рад познакомиться с вами.
— Я тоже, — сказала Чарли, пока интересуясь больше цыплятами, чем женщиной.
— Я Норма Мэндерс, — сказала та. — Заходите. Будьте как дома. — Но Энди перехватил озадаченный взгляд, брошенный в сторону мужа.
Они вошли через прихожую со сложенной там в рост человека поленницей дров в огромную кухню, где господствовали дровяная Печь и длинный стол, покрытый клеенкой в черно-красную клетку. В воздухе витал едва уловимый запах фруктов и парафина. Запах консервирования, подумал Энди.
— Фрэнк с кнопкой движутся в Вермонт, — сказал Ирв. — Я подумал, что им не повредит перехватить на дорогу горяченького.
— Разумеется, — согласилась она. — А где ваша машина, мистер Бэртон?
— Ну… — начал Энда. Он взглянул на Чарли, но она была не помощница, мелкими шажками она обходила кухню, поглядывая вокруг с откровенным детским любопытством.
— У Фрэнка небольшие неприятности, — сказал Ирв, глядя прямо на жену. — Но не будем об этом. Не сейчас.
— Хорошо, — сказала Норма. У нее было приятное, открытое лицо — красивая женщина, привыкшая к тяжелому труду. Руки у нее были красные и огрубевшие. — У меня курица, могу сделать вкусный салат. И много молока. Ты любишь молоко, Роберта?
Чарли не откликнулась. Забыла имя, подумал Энди. О боже, влипаем все больше.
— Бобби! — позвал он громко.
