одной версии, Рэйнберд задохнулся в дыму, пытаясь освободить лошадей из горящих конюшен; в связи с этим, как и следовало ожидать, комментатор прошелся насчет трогательной любви террористов к животным, чего нельзя сказать об их отношении к роду человеческому. Двадцать жизней унесла разыгравшаяся трагедия; сорок пять человек получили ранения, из них десять — серьезные. Всех выживших «взяло под свою опеку» правительство.
Вот как была преподнесена история. О Конторе никто и словом не обмолвился. Все обошлось.
Если не считать одной заминки.
— Меня не интересует, где она, — сказал новый шеф, возглавивший Контору. Разговор происходил через месяц после грандиозного пожара и исчезновения Чарли. Первые десять дней, когда схватить ее не составило бы труда, жизнь Конторы была сплошным хаосом; она и поныне не вошла в русло. Новый шеф, вернее шефиня, довольствовалась первым попавшимся столом; ее собственный прибудет только через три дня. — И меня не интересует, что она способна натворить. Мы имеем дело с восьмилетней девочкой, а не с Джеймсом Бондом в юбке. Долго скрываться она не может. Ее надо найти и ее надо уничтожить.
Шефу внимал мужчина средних лет, по виду типичный библиотекарь в заштатном городке. Надо ли говорить, что он не был библиотекарем.
Мужчина постучал пальцем по аккуратной стопке расшифровок на столе у шефа. Все бумаги Кэпа погибли во время пожара, но главная информация хранилась в банке машинной памяти.
— А что с этим?
— Разработки по программе «лот шесть» приостановлены на неопределенное время, — ответила шеф. — Тут замешана политика. Что вы хотите? Двенадцать джентльменов — из них одиннадцать старцев — и три молодящиеся леди голубой масти, акционерши какой-нибудь геронтологической клиники в Швейцарии… от одной мысли, что будет, если девчонка вдруг объявит о себе, они уже накладывают в штаны. Им только…
— Я, признаться, не уверен, что у сенаторов от Айдахо, Мэна и Миннесоты такая слабая кишка, — пробормотал мужчина, который не был библиотекарем.
Шеф отмахнулась:
— Они заинтересованы в «лот шесть». Можете не сомневаться. Будем считать, что на светофоре сейчас горит желтый свет. — Она поиграла прядью волос — длинных, густых, красивого каштанового оттенка. — «Приостановите на неопределенное время» — это до тех пор, пока мы не предъявим им девчонку с биркой на ноге.
— Или ее голову, — пробормотал мужчина. — Но тут надо быть Саломеей. А пока что на блюде пусто.
— Что-что?
— Это я так, — сказал он. — Короче, мы опять начинаем с нуля.
— Не совсем, — жестко поправила его шеф. — С ней нет отца, который принимал за нее решения. Она теперь одна. Словом, ее надо найти. Немедленно.
— А если она успеет все выболтать?
Шеф откинулась на спинку стула, оставшегося от Кэпа, и соединила руки на затылке. Мужчина, который не был библиотекарем, с пониманием отнесся к тому, как свитер обтянул упругие груди шефа. Это тебе не Кэп.
— Если бы она хотела все выболтать, она бы уже давно это сделала. — Шеф снова наклонилась вперед и постучала пальцем по перекидному календарю. — Пятое ноября — и ничего. Да и мы приняли кой-какие предосторожности. «Таймс», «Вашингтон пост», чикагская «Трибюн»… все крупные газеты под контролем. И пока ничего.
— А если она надумает обратиться в мелкую газетенку? В поданкскую «Таймс», а не в нью-йоркскую? Мы не можем взять под контроль все печатные органы в стране.
— К сожалению, — согласилась шеф. — И, однако же, пока не просочилось ни слова. Значит, она не сказала ни слова.
— А хоть бы и сказала. История-то фантастическая. Кто поверит восьмилетней девчонке?
— Я думаю, что если в конце своего рассказа она устроит небольшой костер, поневоле поверят. Но знаете, что говорит ЭВМ? — Она с улыбкой постучала по стопке бумаг. — Восемьдесят процентов за то, что нам не придется даже пальцем пошевелить, чтобы представить ее труп комитету. Ну разве что доставим для опознания.
— Самоубийство?
Шеф кивнула. Судя по всему, ей очень улыбалась такая перспектива.
— Оно бы неплохо, — вставая, заметил мужчина, который не был библиотекарем. — Но, помнится, не так давно ЭВМ говорила, что сила внушения у Эндрю Макги практически на нуле. Улыбка шефа несколько поблекла.
— Всего доброго, шеф, — сказал мужчина, который не был библиотекарем, и вышел.
Библиотекарь был молодой человек лет двадцати шести, длинноволосый, бородатый. Перед его конторкой стояла девочка в джинсах и зеленой блузке. В одной руке она держала пакет для покупок. Она была такая худющая, смотреть больно; чем только ее кормят мать с отцом, подумал молодой человек… если вообще кормят.
Он слушал ее просьбу внимательно и уважительно. Ее папа, сказала она, советовал ей со всеми трудными вопросами обращаться в библиотеку, потому что в библиотеке могут ответить на любой вопрос. Совсем рядом приглушенно гудел огромный коридор нью-йоркской Публички, у входа в которую несли свою бессменную вахту каменные львы.
Когда она закончила, библиотекарь повторил вкратце ее просьбу, загибая палец на каждом пункте.
— Честная.
Она кивнула.
— Большая… то есть национального масштаба. Вновь кивок.
— Не связана с правительством.
Худышка кивнула в третий раз.
— Может быть, ты мне скажешь, зачем тебе это?
— Я… — она помедлила — …я должна кое-что сообщить. Молодой человек подумал несколько секунд. Он уже собирался ответить, но потом многозначительно поднял кверху палец и пошел переговорить со своим коллегой. Вернувшись, он произнес всего два слова.
— Вы дадите мне адрес? — попросила она.
Он нашел в справочнике адрес и аккуратно выписал его печатными буквами на желтой карточке.
— Спасибо, — сказала девочка и собралась уходить.
— Послушай, — остановил он ее, — когда ты последний раз ела, дружок? Может, тебе дать пару долларов на завтрак?
Она улыбнулась — это была удивительно милая, обаятельная улыбка. Еще немного, и молодой библиотекарь влюбился бы.
— У меня есть деньги, — сказала она и открыла пакет, чтобы ему было видно.
Пакет был набит четвертаками. Пока он собирался спросить — разбила она свою свинью-копилку или раздобыла деньги еще где-то, — ее уже и след простыл.
Девочка поднималась в лифте на шестнадцатый этаж небоскреба. На нее с любопытством посматривали — едет девчушка в джинсах и зеленой блузке, одна, в левой руке мятый пакет, в правой апельсин с наклейкой «Санкист». Но у жителей Нью-Йорка есть неписаное правило: занимайся своими делами и не лезь в чужие.
Выйдя из лифта, она прочитала указатели и повернула налево. За распашными стеклянными дверями был холл, в конце холла красивая приемная. На дверях она прочла два слова, сообщенные библиотекарем, и девиз под ними: «Все хорошо, что ко двору». Чарли постояла секунду-другую.
— Наконец я что-то делаю, папа, — прошептала она. — Только бы я все сделала правильно.
Чарли Макги потянула на себя одну стеклянную створку и вошла в редакцию журнала «Роллинг Стоун», куда ее направил библиотекарь.
Дежурила молодая женщина с прозрачными серыми глазами. Она молча разглядывала Чарли, отмечая
