Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж

И, выпив лишнюю рюмку коньяка, втягивать живот и расправлять плечи, заводя шарманку: «Однажды я…».

– Работа – это пустяки. Привычка. Контракт-заказ, аванс, сроки, и ты почти гарантирован от лишних последствий. Ну, в крайнем случае кинешь заранее фрагмент, отрывок, как кость, как камень в пруд… Полегчает. А дальше книга уходит в печать, ты едва переводишь дыхание, и опять…

– Почему – опять? Почему – едва, Тамара?! Отдохните месяц. Два. Возьмите год передышки. Деньги у вас есть, можете себе позволить…

– Деньги есть. А позволить не могу.

Королева рассказывала. Рыцарь не в силах долго отдыхать. Рыцарь не может без подвигов, убитых драконов и поверженных великанов. Закончив текст и сдав его в печать, ты сердцем чувствуешь, как все короче становится отпущенный тебе срок перерыва. Ни за что не узнать, сколько отведено на сей раз. И в одну малопрекрасную ночь ты ложишься спать, – ненавидишь дремоту, королева! О да… – внезапно погружаясь в хаотики. Вышедших в тираж рыцарей Ордена мало. Меньше двух десятков. Но оруженосцев, следующих за рыцарями по пятам, много больше. Сейчас уже полусотня наверняка. Они пишут, их издают, постепенно приближая планку «выхода» для самых рьяных, избранных Господином Читателем. Оруженосцы мечтают о заветных шпорах, поясе и тираже. Мечтают страстно, подражая рыцарям во всем: в построении сюжета, в завязке интриги, в стилистике, языке, манере… Это инстинкт оруженосцев – подражать.

Это творения оруженосцев – хаотики.

Недостаточность тиража.

Незавершенность воплощения.

И рыцарь, слава и гордость Ордена Святого Бестселлера, наивно взявший долгую передышку, рушится в аморфную, кипящую массу. День за днем. Сон за сном. Спасение одно: начать собственный текст. Вернуться на круги своя: контракт-заказ, аванс, рекламный абзац в прессе: «Известный писатель-фантаст Имярек приступил к работе над новым…» Ты снова в колесе, но в колесе обжитом, чуть ли не уютном. Жаль только, срок передышки становится короче с каждым годом.

Жаль.

– Но Влад рассказывал… Вы же бросили! Перестали!

Сейчас она спросит: как?

– Почему?!

Удивительный вопрос. Эта девочка – первая.

– Настя, я спрашивала у вас: любите ли вы Влада?

– Да. Вы спрашивали…

– Это было очень важно для меня. Любящий человек – опора для любимого. Банально, да? И тем не менее… Но иногда – камень на шее, влекущий на дно. Удавка, за другой конец которой может взяться кто- нибудь посторонний.

Ты будешь рассказывать дальше, королева моя? Ты рискнешь?! Это дурно, скверно, не по-королевски: пугать юную принцессу державными страхами, показывать коллекцию ядов, водить на экскурсию в пыточную…

Ты понимаешь, что делаешь, королева?

О да, ты понимаешь.

Кто, если не ты?

* * *

Боль – серебряный голубь.
Клюв его ярко- алый,
В черной бусине глаза —
Ночь, бессонница, бред.

В ране он копошится,
Тихо, томно воркуя,
Боль – серебряный голубь.
Не люблю голубей.

…Он был обаятелен. Галантен. Предупредителен. Располагал к себе, вызывал доверие. И даже удивительная привычка именоваться Книжным Червем, – «Книжный я! Книжный!..» – абсолютно не смущала Царицу Тамару. «Я вас вычислил! – смеялся он, шутливо грозя пальцем, неестественно длинным и гибким. – Знаете, как в анекдоте? Карту составил, флажками обложил. Очень уж хотелось увидеться. С той, кто все это придумал, создал. За наше знакомство!» Вино было терпким, густым, в букете напитка жар июльского солнца сливался с радостью жизни, обещанием чуда…

Он сделал ей предложение. Как бы между делом, а вернее – между третьим и четвертым бокалом, но королева сразу ощутила: вот оно, главное, ради чего он потратил кучу усилий на поиски. Он знал способ остановить процесс. Способ простой и действенный. Она должна убить Авельома, Сероглазого Короля, главного героя романа «Безысходная боль». Убить здесь, внутри, своими руками, – а не там, дома, на бумаге или дисплее компьютера. Яд. Сталь. Огонь. Что угодно – метод не имел значения. Но – собственноручно. И белка по имени Тамара Польских вырвется из колеса, сердце локуса перестанет биться, а он, милый, милый Книжный Червь, наконец обретет спокойное пристанище в кляксе, которая теперь будет сохнуть в тысячу раз медленнее.

Она думала долго. Изнурительная гонка со временем. Поджимающие сроки. Наступающий на пятки процесс. Получить передышку, шанс, возможность собраться с мыслями, перевести дух… Она была уверена: Червь не врет. Это сработает.

Но…

Первая строка, первый абзац текста, первая глава. Зачатие локуса. Первое явление рыцаря – и непременная смерть, избежать которой не удавалось никому и никогда, хоть дюжину премий под подушку затолкай. Искупление? Рождение? Зачать можно и в грязном подвале, наспех, в объятиях пьяного сантехника… Речь о другом: у будущего ребенка, однажды уходящего из матери в свою собственную жизнь, есть сердце. Центр кристаллизации. Пуп Вселенной.

Главный герой.

Без него творение превратится в медленно, очень медленно загнивающий труп, где теплится противоестественное подобие жизни. Зомби с черной дырой в груди. Мертвечина.

В трупах заводятся черви.

В трупах книг – Книжные Черви?!

Habent sua fata libelli[Книги имеют свою судьбу (лат.).].

Своими руками убить человека… Человека? Опомнись! Это плод твоей больной фантазии… Пусть! Частица вложенной души – и ее огнем? Металлом?! Ядом?! Он уже не принадлежит тебе, у него отдельная жизнь, ты не вправе… Ха! Не вправе?! «Я тебя породила, я тебя и убью!» Убью – в обмен на нужную как воздух передышку в изматывающей гонке. Обеспечу Червя «столом и домом» на многие века. О, возможность спокойно спать по ночам, не считая недели и дни, оставшиеся до…

Не слишком ли велика цена, королева?

Не знаю.

Идя на очередную встречу, будучи готова согласиться, она отказалась.

«Выпьем за тебя, упрямица. И посмотрим на меня. Смотри! Не смей отворачиваться! Я вечно голоден, я одинок, у меня нет друзей, я вынужден раз за разом скользить через хаотики (а ты знаешь, что это значит!) в поисках новой, еще не засохшей кляксы, но скоро и она становится непригодной для меня, и вновь, снова, опять… Это ад, королева! Мой ад. Хочешь стать такой же, как я? И Червь был рыцарем. Давно, очень давно. Пыжился, раздувал грудь, из штанов выпрыгивал… Помнишь, у Андрея Белого: «В нас – рой миров. Вокруг – миры роятся. Мы станем – мир. Над миром встанем мы. Безмерные Вселенные глядятся в незрячих чувств бунтующие тьмы…» Погляди на меня теперь! Бог?! Ха! За все надо платить, королева. Мечтал парить орлом? – поползай червем. До скончания дней. Хочешь этого? Нет? Тогда убей его! Убей, дура!..»

Ей стало страшно. По-настоящему. Ну что ты упрямишься, Царица Тамара? Всего лишь крупинка яда, пущенная издалека стрела, толчок в спину на краю обрыва… Тебе даже не придется смотреть ему в глаза. Пиши дальше, веди мертвого, как живого, – так даже интереснее, можно круче завернуть сюжет…

Нет.

«Пожалеешь, королева. Ты еще пожалеешь…»

Нет.