Не раздумывая, барон прямо с кровати прыгнул на незваного гостя, но запутался в одеяле, спеленавшем ноги ловчей сетью, и упал на пол, больно стукнувшись коленями. Через мгновение он вскочил, выхватывая из-под подушки кинжал, готов разить…
Увы, пришелец исчез без следа!
Неужели со сна привиделось? Стыд-то какой…
Конрад затаил дыхание, вслушиваясь. Тихий шорох… вздох? Звук шел из-за высокой спинки кровати, украшенной парой горлинок в гнездышке. Барон решительно шагнул вперед. Навстречу, над невинными горлинками, вспух здоровенный волдырь мрака; правое запястье обер-квизитора сдавили мягкие тиски, выворачивая кисть. Рука, казалось, угодила в щупальца спрута-судоеда, маленького, еще детеныша, но не менее опасного для пловца-одиночки, искателя жемчуга или русалочьей икры, чем взрослый кракен – для корвета или шхуны. Конрад взмахнул левой, целя кулаком, и злодей тотчас отпрянул, метнулся в дальний угол, огромным пауком взбежал по стене и завис на потолке.
– Я не враг есть! – сообщили сверху. – Я большой друг и благотворитель. Не надо меня колоть-рубить- резать. Вы испортить мой плащ.
– Сударь Тирулега?!
– Да, это мой имя. Добрый утро, ваш светлость.
Обер-квизитор не спеша подошел ближе, вгляделся. Икер Тирулега собственной персоной сидел (висел? лежал?!) на потолке и не падал. Ступни босых ног его плотно впечатались в две сходящиеся стены. Спиной старик буквально распластался по потолку; к балкам прилипли ладони жутко вывернутых рук, став неестественно плоскими и широкими. Не вцепились, не ухватились, а именно прилипли и растеклись, как плошка мучного клейстера, выплеснутого горе-штукатуром.
– Вы человек, сударь Тирулега?
– А у вас есть сомнений? Я обидеться до глубина души.
Надо же: ни один мускул не дрогнул. Замер, как жаба-липучка, только губы шевелятся, когда отвечает… Ан нет! Вон, по ладоням рябь прошла. И моргать начал: часто-часто.
– Признаться, есть. Что вы делаете в моей комнате? Извольте объясниться! По-человечески.
– Я приносить гора извинений. За торг… за вторг… за вторжище. Мне мочь слезть?
– Мочь, – буркнул барон.
Следовало, конечно, держать этого нетопыря под потолком, пока не свалится – в наказание за 'вторжище'. Но Конрад утомился разговаривать, постыдно задрав голову вверх. Кроме того, барон не был уверен, что Тирулега вообще когда-нибудь свалится. Останется висеть, пока не разрешат спуститься. Запросто.
– Я сердечно благодарить.
Старик отлепил от балок ладони, маятником качнулся к стене и плашмя, как насекомое, сбежал вниз. После чего встал на ноги и покорно застыл, всем видом излучая радушие. Взяв со стула чесучовый халат, обер-квизитор набросил его на плечи; запахнулся. Неприлично принимать визитера в ночной сорочке. А в халате дангопейской работы, расшитом сценами подвигов Лучшего-из-Людей – еще в первой, нерасчлененной инкарнации героя – совсем другое дело. Хотя тусклое освещение вряд ли позволит Икеру Тирулеге оценить красоту вышивки.
– Садитесь, – барон указал на освободившийся стул. – Я жду объяснений.
Сам он присел на край развороченной постели; отложил в сторону кинжал, подобрал с пола одеяло, закутав разбитые при падении коленки. Тайком глянув в зеркало, висевшее у дверей, с удовлетворением отметил: Тирулега в зеркале отражается. Значит, не врет: человек.
– О да, объяснять! из благих намереньев спешить! К вам явиться в гость инкубонис…
– Кто явиться в гость?!
– Инкубонис. Чужой кошмар, – в слове 'кошмар' Тирулега сделал сильное ударение на 'о'. – Я его ловить!.. поймать.
– Поймали чужой кошмар?!
'Только безумца в нашей компании не хватало,' – мелькнуло в голове Конрада.
– Да! Ох, я забыть известить: я есть ыртабаз каптор… пойматель?.. ловун?.. ловитель?.. ловец снуллей. В пятое колено…
– Куда вы есть? В какое колено?!
– В пятое. Отец, дедушок, прадедушок… Вы понимать?
– Понимать я…
– Вы хорошо понимать? – с сомнением переспросил Икер. – Вы не стать резать ножик?
– Не беспокойтесь. Как-нибудь пойму без поножовщины.
В который раз барон пожалел, что в этом походе ему не сопутствует Генриэтта Куколь. По возможности, в одной комнате. Дабы в критических ситуациях подставить, говоря языком трубадуров, плечо. Оно, конечно, неприлично, когда сударь и сударыня, не связанные узами брака, на рассвете оказываются подозрительно близки друг к другу. Но, с другой стороны, содействие Тихого Трибунала, что ни говори, бывает полезным, а истинный дворянин и кавалер никогда не позволит себе…
Фон Шмуц строго одернул разыгравшееся воображение.
И рассказывать Тирулеге о своих сожалениях не стал.
– Ну как? – спросил Мускулюс, дождавшись, пока дрейгур скроется за поворотом. Похоже, он не слишком доверял заявлениям профоса о безопасности переговоров. – Когда наших искать станем?
