защечных мешков у сумчатого тушкана с острова Экамунья. Он еще раз поздравил архивариуса с возвращением дочки, пожелал семь коробов удачи, выслушал ответный хор: «Доброе – в яблочко, дурное – в молоко!» – и откланялся.
– Начало из-за моей скромной особы задерживать не станут!
Толпа вняла и расточилась.
– Ловко вы их, мастер Андреа! Правильно, не за стол же дармоедов звать…
– Вы совершенно правы, дорогая Ферж! Извините, меня ждет представление. Обожаю цирк с детства…
Едва шагнув от ворот, колдун первым делом наткнулся на давешнего «героя», спасенного им у реки. Парень занимался любимым делом: играл с маленьким Тилем и «заячьей губой». Вся троица усердно трудилась, опутывая бечевками куст безалаберника. На бечевках висели щепки, обрезки кожи, шишки и два колокольчика. В конфигурации веревочек и висюлек Мускулюсу вновь почудилась «система», но он решительно взял заразу-фантазию за глотку. Скоро в собачьих кучках маной запахнет! Магия-шмагия…
– Слыхал? Архивариус дочку нашел! – обрадовал колдун парня. – Живая-здоровая. Гуляй, бродяга: ты теперь у нас жена кесаря!
– В каком смысле? – насупился тот.
– В том, что вне подозрений!
Юноша расплылся в улыбке:
– Здорово! Эй, чародеи, без меня заканчивайте! Сеть крепче ладьте, чтоб ламии не вырвались…
– Не вырвутся! – на полном серьезе пообещала «заячья губа».
– У нас бубенцы! – поддержал Тиль.
Юноша скривился, как если бы ожидал услышать нечто иное. Однако махнул рукой. С легкостью жеребенка вскочил на ноги, отряхнул штаны – дело, в сущности, безнадежное! – и зашагал по улице рядом с Мускулюсом.
– Мастер Андреа… Я был не прав. Там, у речки…
– Пустое, – оборвал его малефик. – Забыли, проехали. Тебя как зовут? Ты мое имя знаешь, а я твое – нет. Нехорошо получается.
– Яношем назвали. А вы что, колдовским способом узнать не могли?
– Мог бы, – разговор позабавил Андреа, и он не стал гнать Яноша прочь, как намеревался поначалу. – Только зачем ману тратить? Проще спросить.
– А вдруг я вам соврал? Вдруг я не Янош, а, к примеру, Гарольд?
– Значит, соврал.
Юноша задумался и некоторое время шел молча. Похоже, идея, что многие вещи колдунам проще делать без всяких чар, раньше не приходила ему в голову.
– Ну а если, к примеру… Сундук тяжелый на чердак тащить надо?
– Найми слугу. Пусть тащит.
– А если денег нет? Как лучше: колдовством или горбом?!
Разумный вопрос. Такими задачками на соотношение силы и маны волхв Грозната изрядно замучил Мускулюса в детстве – прежде чем дать рекомендательное письмо к Просперо Кольрауну, тогда еще боевому магу по найму.
– Зависит от тяжести сундука. От профиля колдуна. От уровня маны. От телесной силы. Масса параметров, – детально, как взрослому, принялся объяснять малефик. – Есть специальная формула Трейле-Кручека…
– Матиаса Кручека? Реттийский Универмаг, кафедра демонологии? – выпалил Янош.
– Ты-то его откуда знаешь?
Парень замялся, со старанием глядя себе под ноги.
– Да так… В столице одно время жил. Мастер Андреа, а заочников у мэтра Кручека забрали наконец? Он жаловался, что времени совсем нет…
– Мэтр Кручек второй год на почасовке, – машинально сообщил Андреа, ошарашен темой беседы. – Со здоровьем у него не ахти.
Парень заметно расстроился. Ну и вопросики у тебя, юный Янош-Гарольд! Как писал Адальберт Меморандум, «мир вывихнул сустав»… Мозговой сустав, по всей видимости. Бродяжка из захолустья интересуется житьем-бытьем доцента Кручека!
– Скверно. Раньше он на здоровье не жаловался. Мы с Ником и Марькой подглядывали, как они с венатором Цвяхом опыты ставили. Ох и страшно было! Особенно когда нимбус-факелы запаливали. Марька писком давилась…
Парень со вкусом расхохотался. Щеки его пошли пятнами, рот смешно округлился.
Малефик кивнул, думая о своем.
Вот тебе и юный дурачок. Нимбус-факелы? Демонолог Кручек и
Мысли в голове пузырились манной кашей, готовы подгореть. Маны в каше было чересчур, она норовила пойти комьями, отказываясь свариться во что-нибудь путное.
У моста через Ляпунь, привалясь жирной спиной к перилам, сидел нищий. Весь в лишаях из хлебного мякиша, для пущего сочувствия. Завидев клиентов, он сунул вперед корявую, требовательную ладонь. Интересно, если задать ему задачку из академкурса малефициума, раздел «Порча движущихся объектов» – решит?
За пару монет точно решит. Тремя разными способами. Они здесь такие.
Мускулюс все же решил воздержаться от подобного опыта. По крайней мере, в присутствии Яноша.
– Ну и жил бы в столице. Чего ушел? С твоими-то знакомствами…
– Каждый свое счастье ищет, – парень был не прочь сменить тему. – Вот я и пошел… искать.
– Нашел? – с подковыркой осведомился Мускулюс.
– Нашел!
Будь Андреа трубадуром, он бы сказал так: «Счастливая улыбка озарила лицо юноши. В глазах его плескалась искренняя, чистая, ничем не замутненная радость». Но трубадуром Мускулюс не был. Он был малефиком. Согласитесь, совсем другая профессия.
Поэтому он ничего не сказал.
Флаги, украсившие купол шапито, хлопали от ветра. Ткань изгибалась, скручивалась, делая изображения паяцев – страшными, а морды василисков – смешными. Внизу, у входа, приплясывала четверка музыкантов, исполняя гавот из «Принцессы цирка». Усач-свирельщик блистал забавными импровизами: автор оперы, Себастий Бахус-старший, вряд ли узнал бы в этих пассажах свое детище. Кассу штурмовала очередь: толстуха-билетерша замучилась, отшивая неплатежеспособных.
– У нас не ломбард! – вскрикивала она, сияя казенной улыбкой, когда вместо денег ей предлагали куртки, колпаки, уздечки и щипцы для орехов. – Извольте освободить окошко!
Безденежные любители зрелищ, вздыхая, шли вон. Носатый пацан после долгого торга продал богатенькому внуку мюнцмайстера какую-то книгу, яркую, но замусоленную, и кинулся напролом, без очереди: «В первом! В первом ряду!» Мускулюс не удивился бы, окажись книга знаменитым «Букварем Аль- Хазреда», пропавшим без вести в песках Куттыйя.
В воздухе стоял острый аромат чуда.
Незнакомый и таинственный.
Есть на земле чудеса, неподвластные самому могучему волшебнику. Куст, обвешанный бечевой с колокольцами, или фигляр-канатоходец иногда могут оказаться главнее всего лейб-малефициума разом. Снимая порчу будней и сглаз усталости. Жаль, что мы – взрослые, умные, практичные, в нашем кошеле бренчит скупая мелочишка, за которую толстая тетка не захочет продать билета назад, хоть ты дерись…
