Вот и привез.
Сюда, на подворье к тетушке Деметре.
Ведь не домой же бедную Елену везти? – всякий в Балаклаве знает: жила гречанка бобылкой, ни родни, ни семьи. Гоже ли покойнице без присмотру лежать?
И как она вниз свалилась-то, горемыка?!
Понимая, что умирает, умирает старухой-крестной вслед за крестницей – тем не менее тетушка Деметра собралась прожить свой оставшийся срок честно. Юрке-мешочнику она сама сказала «спасибо», да так сказала, что мужичку напрочь отшибло память о случившемся. Это едва не убило старуху окончательно, потому как Елена ушла, а магу в Законе замыкаться на себя самого – лучше живьем в полымя кинуться…
Но иначе было нельзя.
Повинуясь ее приказу, «быки» передали всем родственникам тетушки Деметры, какие были в доме: уходите. И до вечера не возвращайтесь. Через десять минут дом опустел: когда требовалось, в этой семье невестки-дочери-сыновья-внуки становились очень понятливыми. И очень послушными.
До сих пор это требовалось всего три раза; сегодня – четвертый.
Последний.
Младшего внука, мужа языкатой Андромахи, старуха попридержала. Костенеющими губами выдохнула несколько слов. И рыбацкий баркас в самом скором времени отправился не на лов – прямиком в Севастополь. А двоих жиганов, приехавших вместе с 'быками'-симферопольцами, погнали в табор барона Чямбы. Будь крестница Елена жива, это все было бы лишним: захоти тетушка Деметра, Туз Крестовый, и без гонцов дотянулась бы, вызвала кого надо.
Впрочем, сейчас дотянулась бы тоже.
Напоследок.
Только приедут гости – о чем им с двумя покойницами толковать?!
Кроме залетных Валета с Дамой, еще при первой встрече вызвавших у старухи изрядное раздражение, было велено кровь из носу доставить на баркасе некоего доктора Ознобишина, Петра Валерьяновича. Турецкий переулок, дом 8-й, бельэтаж. Дверь с латунной табличкой 'Детский врач Ознобишин', и ниже: часы приема.
'Быки' стали было возражать: зачем детский врач? они сами! наилучшего! из-под земли! Из-под земли не надо, молча ответила тетушка Деметра. Этот, который детский, сам… из-под земли.
И глубоко.
Впервые в жизни старуха обращалась за помощью к одномастному Королю – знаменитому «трупарю» Ознобишину, который однажды на спор допросил труп мастера тайной масонской ложи, просто прогуливаясь возле ограды городского кладбища.
Даже могилы разрывать не стал.
Ознобишин, успешно лечивший коклюши и скарлатины, молочницу и свинку, был нужен тетушке Деметре еще по одной причине. После ее смерти и до проведения ближайшей 'сходки на Туза' именно добрый доктор становился авторитетом в Крыму.
Старая женщина ждала.
Она знала, что умирает.
И еще она знала: дождется.
Нет.
Дождется.
Дождалась.
IX. ФЕДОР СОХАЧ или ПОМИНКИ ТРУПАРЯ
Отворялись ли для тебя врата смерти,
и видел ли ты врата тени смертной?
…глаз открыла.
Левый.
Рядом подавилась собственным криком заполошная Акулька.
Губы Туза дернуло судорогой: улыбка? слово ли пробилось?
– Пшшш… – ровно шипение гадючье.
'Пришли…' – Федор скорее угадал, чем услышал сказанное. Куда и делось все: память о встрече с князем-жандармом, горькая обида на Княгиню, гадливость от присутствия в баркасе румяного старичка! – осталось лишь вот это шипение, которое невидимый толмач глумливо превращал в речь человеческую.
– Ссшшассс… узсс…
'Сейчас узнаем,' – Федор ясно понимал: и рад бы оглохнуть, да вряд ли поможет.
– Пссст… прссст…
'Пусть приступает.'
