включая отцов-основателей, не звал его иначе, как Иванов-Седьмой.
Хоть в глаза, хоть за глаза.
Почему все при этом улыбались, Федор не знал.
– Господин Полицеймако! – лакированная кожа на скулах помрежа натянулась, треснула сетью красных морщинок. – Вы говорили, у вас цензорские справки остались?
– Изыди! – царственный жест, опрокинувший пустую рюмку, был ему ответом.
Помреж нервно пожал плечами.
– Ну как хотите… А ОНИ требуют! Билетер доложил: на вчерашнем спектакле в зале был замечен антрепренер Склозовский, а также известный вам Гордон Крэг в компании самого Саввы Мамонтова! Вы можете предположить, чтобы такие мэтры без причины явились к нам?! Я – нет!
Став необыкновенно проворным, трагик пал на четвереньки и живо засеменил в угол – где и принялся терзать дорожный портплед. Полетели мятые галстуки, запонки для манжет, курительные трубки; у ног Федора шмякнулась пачка нюхательного табаку. И наконец поиск увенчался громоподобным воплем:
– Свершилось, други!
Потертый на сгибах лист бумаги, извлеченный Елпидифором Кирилловичем из недр, порхнул бабочкой и опустился Федору на колено.
Развернулся сам собой.
'Сим удостоверяется, – машинально прочел Федор, – что успех бенефиса 'Казнь безбожному', сочинения г. Браве, с костюмами от I-го по XIX-й век, вызван исключительно естественными причинами. Присяжные эксперты следов эфирного воздействия не обнаружили, в чем и составлен акт.'
Ниже стояла неразборчивая подпись с завитушками.
Еще ниже – печать.
Схватив драгоценную бабочку за крылышки – осторожно, дабы не осыпать пыльцу слов! – помреж сломя голову кинулся прочь. Впрочем, с ловкостью фокусника успев прежде налить себе из графина.
Допивал он рюмку на бегу.
– А! тяжело им, завистникам, переть против рожна! – трагик выбрался из угла взмыленный, потный. Кудри его, осыпанные перхотью, воинственно шевелились кублом змей. – Гляди, друг мой Феодор: триумф!
– Чего это он, Елпидифор Кириллыч? – вместо оваций поинтересовался Федор, ни арапа не поняв в случившейся сцене.
И чудо! – знаменитый Полицеймако, исполин сцены и гений духа вдруг сделался тихим, усталым человеком много старше средних лет. Осунулся лицом, гоня хмель из налитых кровью глазок.
Вздохнул без наигрыша.
– Эх, Федька…
Набрал воздуха, хотел было рыкнуть, да не рыкнул.
Так выдохнул:
– Глуп ты еще. Молод. Подрастешь, оботрешься на подмостках – уразумеешь…
– Да что уразумею-то?
– Ничего. Дадут тебе, к примеру бенефис в городе Орле, а ты возьми да и прогреми во человецех. Критики осанну поют, публика-дура валом валит, за партер рублики несчитанные платит. Власти с семьями посещают; лорнируют стеклышками. Барышни опять же, мамзельки-фиалки… только что не вешаются. Иная, однако, и повесится или там мышьяку налупится от страсти романтической – бывает. В город выйдешь – всяк честью считает стаканчик поднести. Да не «монопольки»! шустовским коньячищем чествуют! Хорошо?
Федор смотрел на нового, незнакомого трагика.
Кивал: хорошо, дескать.
Куда лучше – публика, барышни… стаканчик.
– Вот я и говорю, что глуп ты. Попервах вроде бы и впрямь хорошо. А там явится за кулисы вот такой вьюн (толстый палец трагика дернулся хитро, весьма похоже изобразив повадку Иванова-Седьмого)! Доложит: видели в зале известных мэтров – двоих из Москвы, одного из Киевской консерватории… а случается, что и заграничные птички на насесте сидят! Опять скажешь: хорошо?!
Федору отчего-то стало холодно.
– Молчи уж лучше… Очень им нужно, мэтрам, на твой бенефис за тридевять верст ездить! Сдался ты им… Значит, за казенный кошт ездят! По государственной надобности! Значит, начальник орловской цензорской коллегии обеспокоился: а не эфирное ли воздействие есть поводом успеха? Не посажено ли в кулисах должное количество преступных магов: глаза отвести? личину на актеришку бездарного набросить? трепету в души подпустить?!
'Надо будет Княгиню предупредить, – вспыхнуло жарким огнем. – Зачнут мести, нас не минут! Неужели ее в труппу только за этим делом и взяли?.. а мне не сказала, что ли? Очень ты нужен, Федька, чтоб тебе докладываться!..'
И правда, вроде бы, а все равно обидно.
Трагик тем временем прошелся по уборной; взлохматил гриву обеими руками.
– И поехала тайная проверка, друг мой Феодор! Присяжные консультанты бенефис твой посмотрят, а там и доложат в отчете – но спустя недельку, чтоб если и было воздействие, остыть душами. Все разберут
