по косточкам: и игру твою, и постановочное мастерство, и костюмы, и декорации – завлекательно ли? хлам ли, безделица старая?! Молись тогда, чтоб одобрили! А цензорские людишки уже по городу шустрят: хороша ли рекламная кампания? Знаменит ли антрепренер? автор пиесы? режиссер-постановщик? бенефициант?! Давали ли благотворительные концерты?!
Полицеймако шумно перевел дух.
Хлебнул из горлышка.
– Ежели дадут тебе цензорскую справку с указанием 'естественных причин успеха' – тогда ты кум королю, сват министру! Пей коньяк, своди с ума барышень! А не дадут…
– И что тогда, Елпидифор Кириллыч?
– Мало ли чего… Вот черкнет главный цензор писульку, и пойдет твое дело на рассмотрение в жандармерию, к облавным волкам! Они и явятся – поначалу инкогнито, «след» вынюхивать. Сразу куда как веселее станет… Понял, друг мой Феодор?
Федор мало что понял, но спрашивать дальше ему помешали.
– Федька! – помреж опять возник в дверях чертиком из табакерки. – Федька, душа твоя гулящая! Дуй вниз, тебя руководство зовет! Понесешь бумаги в контору, к цензорам…
'Водки, что ли, выпить?' – подумалось невпопад.
В беседке завтрак неожиданно сменился уроком чистописания.
– Пишите, милейший Константин Сергеевич! – один из гениев встал, нервно пощипывая бородку, знаменитую в театральных кругах ничуть не менее пышных усов его партнера. – Значит, так: 'Начальнику цензорской коллегии города Севастополя, статскому советнику Бушвецу Ивану Петровичу.' Написали?
Кивок был ему ответом.
– Теперь ниже. 'Ваша въедливость! Будучи уверены, что Вам неоднократно приходилось иметь дело с наветами и оскорблением честного актерского имени, душевно пребываем в надежде: назначенная Вашей въедливостью проверка будет свершаться скрупулезно, с полным соблюдением буквы закона.'
– Б-буквы… закона… – перо скрипнуло, едва не посадив кляксу.
– 'Посему, являясь верными почитателями таланта Вашей въедливости выявлять и обосновывать, позволим себе превентивно снабдить Вас необходимыми для проверки документами (прилагаются к письму). Добавим лишь, что пиесы взяты нами в репертуар исключительно у авторов добропорядочных, всемирно известных, а что касательно славы Московского Общедоступного Театра, привлекающей к нему публику, так об этом и говорить не стоит.'
– Пи-и-есы… не стоит…
– 'Остаемся искренне Ваши… контрамарки до конца гастролей прилагаются… руководители Московского…' Ну, давай подпишемся. Да не сворачивай – пускай просохнет!..
Спустя минуту Федору было вручено письмо вкупе с многими иными бумагами. Дело было за малым: сбегать на Корабельную сторону и передать бумаги в цензорскую коллегию.
– Пошел! – дуэтом, но на сей раз в унисон, напутствовали парня гении.
Федор и пошел себе.
II. АЗА-АКУЛИНА или И Я ТОЖЕ ТАК СМОГУ!
Вот они, как дикие ослы в пустыне, выходят на дело свое, вставая рано на добычу; степь дает хлеб для них и для детей их.
…Ух, пыль эта проклятущая! надоела! У нас в Кус-Кренделе тропки-то лесные хвоей притрушены, а здесь – пылища ковром! И на дорогах, и на порогах, и во дворах, и на зубах скрипит все время, будто стекла толченого наелась. Даже деревья сплошь пыльные… Деревья? – огрызки, кривули перекрученные!
Лес, говорят.
А я смеюсь.
Чего смеешься? – спрашивают.
То вы леса настоящего не видели! – отвечаю.
А они обижаются. Дураки потому что.
Вообще-то грех судьбу гневить – хорошо тут, в Крыму ихнем! Солнце аж полыхает! поначалу страх брал: спалит заживо! Ан привыкла. Нравится! Загорелая стала – чисто ромка урожденная! Вот, нос облазил, а теперь уже не облазит.
Прокалился насквозь.
Небо – словно застиранное все; не голубое даже, а белесое какое-то. Тоже сперва дивилась. Нитки наружу торчат, курчавятся облаками.
А горы?
А море?!
Век бы не вылазила на берег! Хвост отрастила бы, склизкий, зеленый, навроде русалочьего… Нет, с хвостом плохо. Засмеют.
Не надо хвоста.
А сады тутошние? Я такого и не едала отродясь, и не видала, и не слыхала, что бывает! Гранаты там, хурма неприличная; этот, как его… инжир, вот! Треснет пополам, мякоть зернистую выпятит – красотища! Про груши-яблоки, абрикосы-персики, про дыни-арбузы с виноградом – и говорить нечего! Как начинаю все это добро в рот пихать, так и остановиться не могу.
