Ага, значит, вот как дочку зовут! А то я даже спросить не удосужился.
– ...без промедления. Ибо ждет нас под Троей исполнение клятвы. Ныне боги явят милость – прорицателям было знамение...
– Знамение! – презрительно фыркнула Клитемнестра.
Наверняка готовилась разразиться новой обвинительной речью. Но в этот момент из боковой дверцы в мегарон выбежала девчушка лет пяти – гиматий крыльями, нитка бирюзы на шее – и вприпрыжку ринулась прямиком к ванактиссе. Хорошенькая такая малышка: румянец, глазенки живые, радость ключом бьет – не хочешь, а заулыбаешься...
Богоравная осеклась на полуслове.
Дальше все происходило в мертвой тишине. Я едва успевал отлавливать взгляды: подобные стрелам, они перечеркивали пространство зала. Первый взгляд-выстрел госпожи ванактиссы бьет в девочку, но та его попросту не замечает.
...мимо!
Короткий скрип невидимой тетивы – и второй взгляд ударяет в смазливого щеголя из свиты, стоящего ближе других к пустующему трону[17]. Щеголь дергается, словно его действительно навылет пронзила стрела.
...есть!
Масляные глазки красавчика испуганно бегают из стороны в сторону. Нашел. Пара молчаливых слуг скучает у очага. Сразу две стрелы поражают мишени. Без промаха. И слуги оказались ушлыми: козьим скачком настигают смешно топочущую по залу девочку. Подхватывают под руки, что-то шепчут в оба уха.
До меня долетают лишь скудные обрывки:
– ...занята... важные дяди... покажем собачку!..
Лицо малышки – сплошная обида. Вот-вот разревется. Когда радость внезапно перегорает, становясь грязной золой, трудно придумать боль горячее. Однако заплакать (по крайней мере, на виду у всех) она не успевает. Слуги расторопны, и боковая дверца захлопывается с виноватым лязгом.
Мне кажется, я слышу отдаленный плач. Струйка пота затекает под веко, обжигая. Все. Представление окончено. Тихо склоняюсь к глашатаю:
– Это и есть Ифигения?
Дочери Агамемнона и Клитемнестры должно быть года два. Не больше. Но после знакомства с Не- Вскормленным-Грудью я разучился удивляться. Каков жених, такова невеста!
– Нет. Я ее впервые вижу.
Даже так? Выступаю вперед:
– Мы ждем, богоравная. Надеюсь, твоему царственному супругу не придется самому являться в Микены за дочерью. Ванакт был бы весьма раздосадован, случись ему, бросив войска, спешить сюда...
Задохнулась от возмущения. Побагровела – под белилами видно. Уж больно напоказ возмущается. И щеголь-красавчик на меня волком смотрит. Эй, уважаемые: что у вас за девочки по дворцовому мегарону, как по родному дому, шныряют?! И, главное –
Плохо стреляешь, Одиссей. Мажешь. Девочке-то лет пять-шесть. Может, дочь местного дамата? Нет, даматыши – они скромные, тише воды.
– ...волю своего супруга. Ифигения поедет с вами. Ждите – я прикажу слугам собрать ее в дорогу.
Киваю в ответ. Заберем, кого дадут – и обратно, в Авлиду. Не ждут дома хозяина, не ждут и боятся. Чует сердце: пока мы лже-Трою брали, ванакт микенский Минотавром сделался.
Берегись, троянцы – забодаю!
– Богоравная Ифигения, дочь ванакта Агамемнона!
Это не Талфибий объявил. Другой глашатай. Вроде, и громко, и торжественно, а все ж – не то. Понятно теперь, отчего Талфибия 'покровителем ахейских глашатаев' зовут. Ну что ж, давно пора – ждем тут, ждем...
Обернулся я ко входу.
Увидел.
– Радуйся, прекрасная! – издали, сквозь туман, сквозь боль и память. – Нас послал твой отец, ванакт...
Очнулся.
Стою, головой мотаю, будто по темечку приложили.
А она уже рядом совсем. Резь в глазах унялась, попустила. Взглянул. Нет, не Елена, конечно. Но похожа! Гарпии меня раздери, как похожа! Золото кудрей собрано на затылке в сетку с жемчугом... пояс аграфом схвачен, тоже золотым, под цвет волос: бабочка с синей эмалью. У Елены, помню, тоже бабочка...
