Мутная пелена постепенно уходила из взора Брахмана-из-Ларца, черты лица разгладились, возвращая обтянутому кожей черепу нормальное человеческое выражение. Дрона помотал головой, с недоумением глянул на потрясенную женщину и протянул ей руку.
Помогая встать.
Красна Девица отшатнулась от человека, чье лицо только что на ее глазах постарело лет на десять. Вскочив, она подхватила с земли остатки сари и кинулась прочь.
Вскоре до ушей Дроны долетел удаляющийся конский топот.
Сын Жаворонка нахмурился, и смута на миг воцарилась в его вечно спокойной душе. Что здесь произошло? Действительно ли он убил многих людей и нелюдей а потом вступил в связь по обычаю ракшасов с чужой ему женщиной? Что из этого было на самом деле а что - лишь мара, иллюзия, искушение?
В любом случае: Закон был соблюден, а Польза несомненна.
Да.
Дрона глубоко вздохнул, успокаиваясь, и отправился собирать хворост для погребального костра. Исчезающе малый червячок сомнения копошился в его душе.
Брахман-из-Ларца чувствовал себя изнасилованным.
Он знал - это пройдет.
Это всегда проходило.
…И стала земля непроходимой трясиной из-за месива плоти и крови.
Там и сям простор был усеян головными уборами воинов, а также их головами, напоминавшими птиц, лишенных хвостовых перьев. Право же, поле битвы, покрытое кругом безглавыми телами, сплошь залитыми кровью, выглядело красиво - будто небосвод, помытый медно-красными облаками. Боевые слоны бежали, сея смятение в рядах своих и чужих, поражаемые стрелами подобно тому, как холмы поражаются чвнями, исторгаемыми из туч. Изувеченные, со сложными бивнями, с размозженными лобными выпуклостями, с отсеченными хоботами, лишенные погонщиков и знамен, те 'живые крепости' испускали вой способный заглушить раскаты грома.
Колесницы сражались за 'ось и чеку', рыская п полю тиграми в брачную пору, сломанные дышла, боевые площадки, разбросанные повсюду, мешали свеп шать объезд противника, и нередко случалось так чтп лучники сражались древками луков из-за чудовищной тесноты…
И мнилось неискушенному взгляду: все, живые и убитые, были одним человеком. А искушенному мнилось: были они двумя…
Дрона теперь знал эту местность как свои пять пальцев.
Огромное пространство, где раз за разом сходились рати, состоящие из войск четырех родов.
Овраги за ближней ложбиной, извилистые траншеи, в которых сновали мелкие отряды пращников и легкобронных копейщиков, норовя исподтишка ударить противнику в бок.
Распадок у северо-восточных холмов. Трижды сыну Жаворонка в облике сотен пехотинцев приходилось цепляться зубами за каждую пядь этого проклятого распадка, дожидаясь подхода конницы.
Подножия холмов, где из руин колесниц, превращенных в обломки, воздвигались баррикады, и лучники скупо били стрелами, опустошая и без того-тощие колчаны, из-за накрененных боевых площадок, пока слоны с исколотыми ляжками, трубя, прорывались к ним.
Три года подряд изо дня в день он пахал Начало Безначалья тысячами ног, копыт и колес. Три года подряд сшибался лоб в лоб с огненноглазыми аскетами-погонщиками, чьи туго заплетенные косы трепал ветер, пропахший кровью и потом. Триста тридцать три миллиона раз умирал и возрождался. Нажил мозоль на языке, в мельчайших подробностях копируя выкрикнутые врагом-наставником мантры. Призыв небесного оружия въелся в плоть копотью зимнего костра, впитался в душу кислотой, какой ювелиры Хасинапуpa травят желто-коричневые сердолики, оставив на сердце памятные рубцы-борозды - и Дрона был счастлив настолько, насколько это понятие вообще применимо к Брахману-из-Ларца.
Закон был соблюден, и Польза несомненна. Иногда сыну Жаворонка казалось, что его учит бог.
А кто же еще?
Дроне никогда не хотелось узнать, какое именно божество снизошло к нему, распахнув сокровищницу Астро-Видьи. К чему? Любопытство - порок, да и к небожителям Дрона относился гораздо проще, чем большинство смертных, населяющих Второй Мир.
Еще с Шальвапурской обители, когда престарелый Наездник Обрядов раскрыл молодому брахмачарину секрет сетей для Миродержцев.
Однажды, позапрошлой весной, он явился сюда раньше обычного. Отмахнулся от поднимающихся ратей - так охотник отмахивается от верного пса, когда просто выходит во двор по малой нужде, - и двинулся наискосок через равнину.
Прошел между северными холмами.
Ноги вязли в песке, и Дрона не сразу понял, что впереди-океан.
А когда искристая гладь, раскинувшись до горизонта, стала реальностью, Брахману-из-Ларца явился Вишну-Опекун. Темнокожий бог стоял вдали, под сенью огромного дерева с золотой листвой, и грозил Дроне пальцем. Незло грозил, скорей предупреждающе… так, если бы сыну Жаворонка вдруг вздумалось пройтись по воде аки посуху.
Туда, к дереву, что могло именоваться лишь Великим Древом.
Смертному не должно шастать по водам Прародины- Опекун носил его в детстве на руках, да и позже, до отправления в обитель, неизменно был ласков, но во взгляде на бога у Дроны сегодняшнего в душе возник противный холодок. Вкрадчивое шептание зашуршало в ушах, шепот-шорох, от которого желудок сжимался в комок, а глаза начинали слезиться, и ветер, ворвавшись в уши, забормотал торопливо:
Жертва - Я, Я - ее совершенье, Возглас 'Сваха!', священная куща, Заклинание, чистое масло, Я - огонь, Я-в него приношенье.
Цель, держава, владыка, свидетель, Я - жилище, прибежище, друг - Я. Я - рожденье, устойчивость, гибель, Я - сокровище, вечное семя…
Сын Жаворонка был уверен, что не знает такого гимна. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться, поклонился Опекуну Мира, повернулся и отправился восвояси.
Закон был соблюден… но все время, пока Брахман-из-Ларца возвращался к ставшему родным полю боя, ему думалось странное.
Он чувствовал: огненноглазый учитель, безымянный Гуру, пошел бы вперед. Прямо на Опекуна Мира, через простор Предвечного Океана, на грозящий палец - не задумываясь и не останавливаясь.
Даже если бы за спиной Вишну тесно встали ряды Тридцати Трех вкупе с ганами, якшами и киннарами их свит.
Один на всех.
Вопреки Закону, назло Пользе.
…От подножия западных холмов в тыл противнику ударили Ракшас-Виманы - гигантские колесницы о восьми колесах. Запряженные упырями-пишачами с оскаленными лошадиными мордами, Виманы осенялись знаменами, насквозь пропитанными гнилой кровью, и гирляндами цвета одеяний Царя Смерти- и-Справедливости. Сделанные из черного железа, они были покрыты в три слоя медвежьими шкурами, а вместо зонтов на древках сидели пестрые стервятники, распластав крылья над 'гнездом'.
Смяв и опрокинув пехоту, Ракшас-Виманы полукругом оцепили захваченный плацдарм, и каждая из них превратилась в рукотворную гору, подобную скоплению глазной мази. Многочисленные пещеры и гроты открылись в склонах, поросших сетями буро-зеленых лиан и мхов, огонь сверкнул в проемах - и исторглись из горного чрева потоки стальных копий, стрел, дротиков, а также шипастых палиц, громыхающих при столкновении и способных испепелить слона.
Почти сразу над горами, несущими смерть, в небе возникли синие облака, подобные бездымному
