саквояж телячьей кожи. Кручек вынужден был отдать должное молодому человеку, которому удалось соединить элегантность столичного франта с официальной представительностью.
Казначей глазел по сторонам, примечая надверные бляхи, таблички и вывески с выбитыми на них цифрами. Он щурился сытым котом, стремительно производя в уме некие вычисления. Молодой человек тоже успел ознакомиться со справочником и непременно прихватил бы его с собой, если бы не изрядный вес последнего.
– И заметьте, – с воодушевлением, в третий раз за пять минут сообщал Пумперникель, – что в выходных данных значилось: «Книга соответствует 7,3 эталона справочного пособия»! Восхитительно!
Невозможность ежесекундно заглядывать в столь дивный труд – и та не могла омрачить безоблачного настроения Августа Пумперникеля. Он определенно был счастлив. «Я попал в рай!» – говорили его глаза.
В особый рай для арифметов и казначеев.
«Возможно, счастье является заразным, – размышлял Кручек. – Если так, то хорошо…» Он удивлялся, нигде не видя ни одной сточной канавы. Характерный запах нечистот не ощущался. Похоже, город был оснащен системой подземных стоков, куда, в частности, уходила прикрытая крышкой сливная труба, обнаруженная в ванной комнате.
Рядом с трубой стояла ночная ваза: про запас.
Однако причина бегства хандры крылась не только в отсутствии клопов и наличии канализации. Нежась в теплой воде, Кручек неожиданно для себя сформулировал безупречное опровержение 2-го постулата Родклифа Твердыни, лежащего в основе теории восходящего развития некоренных инферналов.
Это означало конец двухмесячной апатии и мыслительного застоя. Свежие идеи уже роились трудолюбивыми пчелами, унося нектар фактов и пыльцу рассуждений в грандиозные ульи научных концепций. Опровержение 2-го постулата с неизбежностью приводило к преобразованию теории восходящего развития в теорию развития циклического, что, в свою очередь…
«Удачно я оказался в Брокенгарце, – подумал Кручек, входя в здание Палаты мер и весов. – На Вальпургиалии собирается масса некоренных инферналов. И я смогу найти блестящие подтверждения новой теории…»
Ознакомившись с бумагами реттийцев, сменный распорядитель Палаты без промедления провел их в залу Возвышенных Измерений. Соискатели на звание мага-эталона уже ждали. Белобрысый юнец-колдун, тучный волхв-аччендарий, похожий на дикого хрыча с усами-клыками; застенчиво улыбался коротышка-некромант в цветастой робе; беседовали о чем-то бранный маг, желчный и сухой, со степенным душкой-малефиком…
На длинном столе в образцовом порядке были выставлены приборы. Рунированные пробирки для взятия образцов крови. Шеренга небьющихся колб Стефануса с заключенными внутри лярвами-дегустаторами. Ауропробник на трехногом штативе, с вращающимся барабаном сменных реторт. И, словно полководец над войсками, выстроенными на плацу, – дилигентивный манометр.
Считать общую мана-фактуру каждого из соискателей мог бы любой дипломированный маг. Однако при расчетах эталона требовалась невероятная точность, и манометр был незаменим.
Корпусом прибору служил череп морского змея, надежно защищая тонкую «начинку» от случайных внешних воздействий. Кроме того, череп с игольчатым гребнем и костным «ошейником» отвечал за функцию сообщения результатов.
Внутри сего впечатляющего вместилища обитала колония эфирных инсектоидов, спеленутых «кисеей стабильности». Едва к глазницам манометра прикасался человек или иное существо, обладающее запасом маны, инсектоиды без промедления откликались. Чем более сильный чародей прикладывал ладони к двум из шести глазниц, тем сильнее возбуждалась колония. От кисейного кокона, удерживавшего колонию, к внутренним стенкам черепа тянулись эластичные жгутики, передавая вибрации. Преобразующие цепочки рун приводили в действие инвокационные мембраны, и костяная «голова» вслух сообщала уровень маны испытуемого с точностью до восьмого знака после запятой.
Примерно так Кручек объяснил действие манометра любопытствующему казначею. Ряд нюансов, утомительных для тех, кто несведущ в Высокой Науке, он опустил. С благодарностью выслушав пояснения, Август Пумперникель начал придирчиво изучать аккуратные стопки расчерченных бланков и незаполненных таблиц.
С этим предстояло работать непосредственно ему.
– Методика предварительного обсчета данных вам знакома?
– До мелочей, – кивнул Пумперникель.
– Нужна ли вам помощь писца? – осведомился маг-медикус.
В его обязанности входило взятие проб крови у соискателей, с быстрым заживлением порезов.
– Благодарю вас, я сам. В своих записях мне легче будет разобраться.
– Тогда приступим, господа.
Первый соискатель, белобрысый юнец, подошел к манометру и возложил дрожащие ладони на глазницы. Внутри прибора произошло шевеление.
– 0,61234377 декасингеля по шкале Кирхмайера, – доложил череп.
Колдун с грустью вздохнул.
Впрочем, шансы у него еще оставались.
CAPUT IV,
где Август Пумперникель с ужасом понимает, какая каша заваривается вокруг него; маги и казначей собираются в «Чумазом Фрице», где становятся свидетелями яростной дуэли, и, наконец, раскрывается зловещая тайна XIII Вальпургиалий
– О! А это у вас что?
– Интегральная формула расчета динамики накопления маны. С учетом поправочных коэффициентов.
Кручек отхлебнул глоток пива и покосился на казначея. Увлекшись выкладками, Пумперникель забыл о своей кружке, с головой окунувшись в изучение врученного ему пергамента.
Внезапно молодой человек зашелся хохотом.
– Вам моя методика кажется смешной? – обиделся доцент.
– Да нет же! Я ничего не смыслю в магии, но с математической точки зрения ваша методика превосходна! Она позволяет добиться куда большей точности, нежели старая. В вас умер великий арифмет!
– Благодарю, – сухо отозвался Кручек. – Зато, говорят, родился неплохой теоретик Высокой Науки. Но что же тогда вызвало у вас приступ веселья, сударь?
– Формула! Посмотрите сами! Очень забавно получилось. Нет-нет, в ней все правильно! Просто смешно…
Приват-демонолог в свою очередь склонился над пергаментом, внимательно изучил собственную формулу – и вдруг хрюкнул громко до неприличия.
– Вы правы, сударь! Вы абсолютно правы. А если провести обратное преобразование… Ха-ха-ха!
Двое мужчин хохотали до слез. Пумперникель даже пиво пролил – к счастью, не на пергамент.
– Ерунда, – махнул рукой Кручек, утирая слезы. – Новое закажем.
– Вы заметили, что у них пиво одного сорта по разной цене?
– В самом деле? Где-то тут я видел аспидную доску…
Действительно, на доске, установленной близ входа в аустерию, мелом было начертано следующее:
ПИВО:
«Бургбир» (светл.), 1,0–1,5 пфеньги за пинту.
«Бургбир» (светл.), 1,5–2 пфеньги за пинту.
«Бургбир» (светл.), 2,2–3 пфеньги за пинту.
«Кровь Нижней Мамы» (темн.), 1,3–2 пфеньги за пинту.
«Кровь Нижней Мамы» (темн.), 2,4–3,5 пфеньги за пинту.
«Кровь Нижней Мамы» (темн.), 3,0–4,5 пфеньги за пинту.
«Бархатная смола» (портер), 3,8–1 гривнинг за пинту.
