От души.
Это было первое, чем встретила Курукшетра подземных путешественников, когда те выбрались наружу.
Насмешка-невидимка.
И лишь потом до их слуха донеслось сытое карканье бесчисленных ворон, круживших над Полем Куру.
Люди осматривались по сторонам, пытаясь сориентироваться; наг же спешно уменьшился до обычных размеров, затем подумал и уменьшился еще вдвое.
Светало. Медленно редея, плыла над землей кисея тумана, и сквозь нее углами проступали изломанные кусты, обугленные, сиротливо торчащие остовы деревьев – и трупы, трупы, трупы…
Видно было не дальше, чем на два-три посоха; но этого хватало.
Кусты, трупы…
– Тростники вместо дворцовых стен, жабы вместо наложниц? – насмешка ширилась, обжигая слух. – Озеро вместо державы?! Думаешь, это спасет тебе жизнь, Боец?
В ответ расхохоталось несколько голосов – пять? шесть? дюжина?..
Нет, не в ответ.
В поддержку насмешке.
– Царь Справедливости?! – удивленно спросил сам себя Здоровяк, тщетно пытаясь высмотреть хоть что-то в туманной мгле. – Раньше он был куда учтивее! Даже с врагами.
Рама-с-Топором молчал. Он знал, что Царем Справедливости с рождения именуют старшего из братьев-Пандавов, братьев-победителей – но никогда не встречался с ним лично, чтобы теперь распознать голос.
А еще аскет знал: Бойцом звали хастинапурского раджу Дурьодхану, сына Слепца – того, кто сумел настоять на своем еще при жизни Гангеи Грозного, Деда Кауравов.
Догадаться об остальном было проще простого.
– Где твоя хваленая гордость, Боец? – насмешка хищным ястребом взмыла над хохотом остальных. – Выходи, сразись с нами!
– Ну?! – подхватил хор.
– Значит, не все погибли! – Здоровяк явно воспрял духом. – Может, еще кто-нибудь уцелел?
– Может быть, – сумрачно процедил Рама-с-Топором, разглядывая опрокинутую набок колесницу, запряженную четырьмя скелетами. – А может и не быть.
– Ну что, теперь я свободен? – с надеждой осведомился наг.
– Свободен, – кивнул аскет. – Но я бы посоветовал тебе задержаться. Возможно, ты скоро увидишь кое-что, о чем небезынтересно будет узнать Нагарадже и Адскому Князю.
Любопытство перевесило, и после изрядных колебаний наг решил остаться.
– Я прячусь здесь не из страха за свою жизнь! – ярость и боль отшвырнули насмешку прочь, и даже язвительный хор приумолк в смятении. – Одна жизнь из миллионов, подвластных мне – думаете, я дорожу ею больше прочих?! Я просто хотел отдохнуть и смыть кровь с моего тела…
– Мы уже отдохнули, – насмешка вернулась, игриво струясь в тумане. – Да и ты, надо полагать, успел омыться вдоволь. Выходи, прими вызов – и если ты победишь, царство будет твоим! Клянусь чем хочешь!
Здоровяк отчетливо представил себе обессиленного вождя Кауравов, по грудь в воде, обнаженного, израненного, безоружного (хотя это – вряд ли!) – и столпившихся на берегу озера воинов.
В сверкании лат и смертоносного металла.
Воображение обожгло сердце ледяными брызгами гнева.
– Что мне в царстве, построенном на костях друзей и родичей?! – ярость и боль, боль и ярость, последнее прибежище Бойца. – Ты хочешь быть царем над кладбищем?! – будь им! Ты победил. А я облачусь в рубище отшельника и удалюсь в леса, проведя там остаток дней…
Дружный гогот вновь был ответом законному радже Хастинапура.
– И ты думаешь, что я поверю тебе? – вкрадчиво поинтересовалась насмешка. – Поверю, пожалею и дам уйти живым? Ты даришь мне царство ТЕПЕРЬ, когда перестал им владеть? Щедрый дар, Боец! Выходи и сражайся!
– Нет, ты погляди, как он гладко стелет! – искренне изумился Здоровяк. – Попробовал бы он так говорить с Бойцом, когда тот был в силе!
Аскет молчал, хмуря кустистые брови.
Наг тоже помалкивал – от греха подальше.
– Я буду сражаться! – взревела из озера ярость, заставив боль умолкнуть. – Один на один! С каждым! Или вы собираетесь задавить меня скопом, подтвердив врожденную подлость? Ха!
– Вот теперь я слышу речь истинного кшатрия, – удовлетворенно проворковала насмешка. – Недаром же мы братья… Выходи. Бой будет честным, обещаю.
Плеск расступившейся воды, шелест тростника…
– Ты даже можешь выбрать оружие, которым станешь биться, – милостиво разрешила насмешка.
