— Ищи, Пирра! Умница…
— Ха! От нее и кентавр не уйдет!
Вверх по косогору. Камни — из-под ног. Репейник цепляется за хитоны. Низкорослые колючки царапают голые икры. Терновник выставил шипы: порву! в клочья! Воинство холмов стоит насмерть, разя пришельцев. А те пыхтят, ломятся — поди задержи, бешеных…
— Стойте!
Пирра с оглушительным лаем прыгала вокруг дремучих зарослей можжевельника. Свою работу сука сделала отменно. Теперь дело за людьми и мощными локридскими кобелями. В десяти шагах от зарослей плоскогорье круто обрывалось. Отвесная стена из пористого песчаника уходила на три десятка стоп вниз. Свинья сама привела в ловушку себя и свое потомство.
— Ставим сеть?
Ликимния, сына ванакта от рабыни-фригиянки, тоже взяли с собой. Велели держаться за спинами старших. Из оружия малолетнему Ликимнию выделили нож и ловчую сеть.
— Сеть?! На свинью?
— Мы что, бабы?!
— А зачем я ее тащил?
Ответом Ликимния не удостоили.
— Окружаем! Копья держите наготове.
Свинья, конечно, не буйный вепрь. Но если зазеваешься, может снести с ног. Мало не покажется. А окружать добычу заведено исстари, по правилам кабаньей охоты.
— По команде спускайте собак…
Ответом был отчаянный вопль по ту сторону кустов:
— Кабан!
— Помогите!
— Сюда!
Кольцо охотников распалось. Позже никто не сумел сказать, откуда взялся вепрь. Матерый секач весом в добрых шесть талантов[42], с жуткого вида кривыми клыками — он то ли из гущи кустов выскочил, то ли прятался в сторонке, и вдруг решил встать горой за свинью с поросятами. С разгону вепрь налетел на раба, что нес связку запасных дротиков. Раб заорал благим матом — и с перепугу швырнул в зверя всю связку разом. Мгновением позже клыки с влажным всхлипом распороли живот несчастного. Хлынула кровь; наружу, вздрагивая, вывалились кольца мокрых, дымящихся кишок. Стон раба заглушило утробное хрюканье — в нем звучало торжество победителя. Раздвоенные копыта еще топтали жертву, с хрустом ломая ребра, когда псари спустили собак. Вослед, опомнившись, метнули копья старшие Электриониды. Дико завизжал бурый кобель, оказавшись на пути молодецкого удара; второе копье разорвало шкуру на щетинистом загривке вепря. Больше копий не бросали. Вепрь был погребен под грудой косматых тел. Хрип, храп; клыки с остервенением терзали плоть. От свалки воняло мочой так, что у охотников слезились глаза. Сперва казалось: все кончено. Зверю не подняться; псы разорвут его в клочья. А потом — сама земля вздыбилась, вспухла нарывом. Холм из тел распался. Бился в агонии пес-неудачник; в пасти клокотала багровая пена. Еще один скулил, пятясь и поджимая искалеченную лапу. Остальные грозно рычали, окружив клыкастого убийцу.
— Взять! Взять его!
Вепрь успел раньше своры. Словно понял команду — и поспешил ее исполнить, ринувшись на молоденького Еврибия. Зверь был страшен. Шкура — клочьями, клыки в собачьей крови. В черных, бешеных глазках полыхал огонь погребальных костров. Шесть талантов ярости: шесть талантов смерти…
Еврибий заорал и что есть сил взмахнул секирой. Двойное лезвие размазалось в воздухе темной дугой. Тупой хряск; в следующий миг вепрь повалил Еврибия наземь.
— Бей!
Электриониды медлили, опасаясь задеть брата. Замерли копья, занесенные для удара. Вепрь тоже не шевелился. Ловчие вцепились в псов, удерживая их на месте.
— Олухи! — раздался из-под туши сиплый голос Еврибия. — Бабы вы все…
Братья переглянулись.
— Снимите его с меня!
Старший осмелился шагнуть ближе:
— Он мертв! Клянусь Артемидой-Охотницей!
— Кто мертв? Еврибий?!
— Кабан! Идите сюда, я один не справлюсь…
Вчетвером Электриониды оттащили в сторону добычу и помогли подняться Еврибию, злому как хорек.
— Ты как?
— Вашими молитвами, болваны…
— Толком говори!
— Колено зашиб…
Держался Еврибий отчего-то не за колено, а за поясницу.
— Ну ты гигант! С одного удара…
Лезвие критской секиры перерубило хребет вепря у основания черепа. Зверь врезался в юношу, уже будучи мертвым.
— А вы зубы скалили, дурачье! — Еврибий выпятил грудь; охнул, и выпятил еще раз. — Говорил же: благодарить меня будете!
Пережитое отпускало парня. На смену ужасу приходило осознание подвига.
— Клыки — мои! Скажу, пусть на шлем прицепят.
— На задницу себе пришей…
— С почином, малыш!
— Атрей! Фиест! Гляньте…
— Наш младший чудище завалил!
— Эй, Фиест! Вы где?
— Здесь мы…
Пелопиды обнаружились близ можжевельника. Двое рабов, пятная траву кровью, оттаскивали прочь убитую свинью. Сука Пирра вертелась рядом, норовя лизнуть рану в боку свиньи.
— Как вепрь на вас попер, — Атрей вытер пот со лба, — она наружу сунулась. Ну, мы ее и встретили в два копья. Хрюкнуть не успела!
— А у нас Еврибий отличился! Секача взял…
— Секирой?!
— Нет, зубами загрыз…
— Герой!
В кустах послышался шорох. Все замерли, обратившись в слух.
— Поросята!
— Точно! Ловчий говорил…
— Вот я их!..
Фиест проворно упал на четвереньки, сунулся в кусты — и тут же отпрянул.
— Ты чего?
— Он мне рылом — прямо в нос!
— Целоваться полез?
Электриониды покатились от хохота. Улыбаясь одним ртом, Фиест смотрел на общее веселье. В глазах Пелопида стоял странный, сухой блеск. Так сверкают прожилки слюды в пентелийском мраморе, чьи месторождения граничат со спуском в подземное царство Аида.
— Сейчас мы эту мелочь полосатую…
Набычившись, Фиест полез в заросли. Смех затих; все в ожидании уставились на колышущийся можжевельник.
— Атрей, принимай!
