поджидая Пегаса. Воды выпил — озеро! Ни вдохновения, ни коня. А ведь как мечталось: укротить Пегаса, обгоняющего ветер, сына Медузы Горгоны от Посейдона Черногривого — и верхом на птице-скакуне, за Тевмесской лисицей…
Гонец от отца нашел его по возвращении с Геликона.
10
В Беотии весна затянулась, не спеша уступать права знойному лету. Природа безумствовала, щедро одаривая леса и рощи пышными одеждами всех оттенков зелени. Луговое разнотравье пестрело цветами. Бурлили ручьи, птичий гомон несся к облакам. От буйства жизни Амфитриона тошнило. Ликующий гимн отдавался в его сердце погребальным эхом и воплями пожираемых заживо детей. Нет, он ни разу не видел кровавой лисьей трапезы. Не слышал наяву криков ее жертв.
Имело ли это значение?
Арголида встретила его опаляющим дыханием зноя. Пыль на придорожных камнях, на траве, стремительно выгорающей под солнцем, на вездесущих колючках, на потных лицах — пылью был пропитан сам воздух. Скалы плавились от ярости Гелиоса. Над дорогой стояло зыбкое марево, текло раскаленной, фальшивой влагой — плевок Мома-Насмешника, бога злословия, искажал предметы и расстояния.
Вновь близился таргелион, месяц жатвы. Больше года сын Алкея преследовал Тевмесскую лисицу. И каков результат? Четырнадцать жертв, исправно принесенных фиванцами. А пятнадцатой осталось жить меньше недели. Впервые Амфитрион порадовался, что у них с Алкменой нет детей. Мигом позже он едва не отвесил себе оплеуху за подобную мысль.
«Отец зовет тебя в Тиринф,» — сказал гонец.
Он не хотел ехать.
«Твой отец плох. Боюсь…» — гонец умолк, не закончив фразы.
«Поезжай, — сказал басилей Креонт. — Это твой отец.»
«Я должен продолжать охоту.»
«Ты должен быть рядом с отцом. Я буду молить богов, чтобы ты застал его живым.»
«Я поклялся убить эту тварь.»
«Я не предлагаю тебе уехать насовсем. Сколько времени займет путь в Тиринф и обратно? Два месяца? Три? Ты уверен, что за это время изловишь Алепо?»
«Два-три месяца — это две-три жертвы.»
«Лиса подождет. А вот твой отец может не дождаться сына. Я дам тебе пару колесниц и отряд воинов для охраны. Пусть Тиринф видит, как тебя ценят в Фивах. Ты больше не изгнанник. И не спорь! Отбиваться от разбойников — не твоя забота. Ты нужен Фивам для другого.»
Разумеется, Тритон тоже отправился с ним. Куда ж без тирренца?
«Дед убил бы эту тварь при первой же встрече, — мрачно думал Амфитрион, придерживая лошадей на крутом спуске. — Зарезал бы без лишних разговоров. Можно ее догнать, нельзя — дед бы… И я ведь тоже мог! Когда она навалилась на меня. Вместо того, чтобы отшвырнуть — всадить меч в брюхо…»
— Тиринф! Видишь, да?
Холм венчала знакомая крепость. А город-то вырос, расползся вокруг холма. Выплеснулось из котла чудо-варево, растеклось по окрестностям, застыло пузырями строений с подгоревшей коркой крыш.
— Скоро дома будем!
Тритон погладил бурчащий живот, предвкушая ужин — и едва не свалился с колесницы на повороте. Амфитрион же мысленно раздвоился, оправдывая свое имя. Каждый закоулок Тиринфа, каждая тропа в округе были знакомы ему с детства. Здесь даже воздух пах по-другому. Дедов дворец, галерея на стене, откуда он сто раз наблюдал за победным шествием ночи по Арголиде; друзья, соратники в походе на телебоев; отец, мама…
Позади остались Фивы. Жилище у Платейских ворот — простор и уют, честно выделенные Креонтом. Но дело не в просторе с уютом. И даже не в Алкмене, ждущей возвращения мужа. С Фивами Амфитриона связывало нечто большее. Клятва? — нет, забота. Обещание, которое надо выполнить. Дело, которое надо завершить. Тевмесская лисица привязала его к Фивам сильнее самых прочных веревок. А значит, охотник вернется за добычей.
Он подъезжал к дому.
Он оставлял дом за спиной.
11
У подножия холма Амфитрион остановил лошадей. Отсюда главная дорога вела к Щитовым воротам. Вторая, узкая тропа, которую Амфитрион помнил лучше, чем линии собственной ладони, сворачивала на север, к палестре, и, ловко извернувшись — к тем же Щитовым воротам, круче и быстрее, точнехонько в пасть каменного змея, обвившего акрополь. Этим путем, презирая скалистые скаты, где так легко сломать себе шею, он бегал много раз, стараясь догнать легкого на ногу деда.
— Эй! — крикнул сын Алкея охране. — Встретимся в акрополе. Тритон, догоняй!
И, спрыгнув наземь, как мальчишка, бегом рванул по тропе. Тритон, поднаторевший в беге за годы сухопутной жизни, не отставал. Детство вернулось, ослепив узнаванием. Тропинка путалась в камнях, траве, багряных вспышках маков. Амфитрион видел башни и бастионы нижней цитадели, где жители города могли укрыться в случае осады. На галерее стояли дозорные; смеясь, они указывали на пару дураков, бок о бок идущих на штурм Тиринфа. Рубанув себя по локтю, Амфитрион показал, что сделает с дозорными, когда добежит. Смех на галерее превратился в хохот, дозорные замахали копьями, притворяясь, что сейчас метнут их в дерзких. Утирая слезы, младший в карауле взял мех для воды и стал спускаться к роднику. Все было, как двадцать лет назад; о боги! — двадцать лет, целая жизнь…
На миг почудилось: сейчас он влетит в Коридор Смерти — и нагонит деда. Живого, здорового. «Хаа-ай, гроза над морем…» Главное — успеть перехватить Персея до ворот. Иначе оплеухой не отделаться. «Хаа-ай, Тифон стоглавый, Зевс-Кронид язвит дракона…»
— …ну ты дал сегодня!
— Учитель Мардоний аж побелел!
— Я случайно…
Они поравнялись с компанией юнцов лет тринадцати-четырнадцати, срезавших путь домой из палестры. Те ржали жеребцами, перебивали друг друга, хлопали по плечам крепыша, увенчанного шапкой огненно-рыжих кудрей. Амфитрион перешел с бега на шаг, прислушался.
— А диск — тоже случайно?
— Мардоний думал, не долетит…
— Он всегда на краю стоит, когда диски мечут…
— Больше не будет!
— Персей в своего деда тоже нарочно не целился!
— Сыновья Зевса — они такие. Раз, и наповал!
Амфитрион остановился. Остановился и рыжий крепыш, над которым подшучивали. Набычился, свел к переносице густые брови. Серьезный малый, подумал Амфитрион. Скромный. Его хвалят, а он сердится.
— Кто сын Зевса? — спросил рыжий.
— Персей. И ты…
— Я тебя предупреждал?
— Ну, предупреждал…
