Мягкие кресла, резные панели. Стойка бара, ряды бутылок. Седой, юношески поджарый мужчина в брюках с острыми, как бритвы, стрелками и рубашке с расстегнутым воротом – он нервно ходит из угла в угол. В бокале, который он держит в руке, при каждом шаге колышется жидкость янтарного цвета. Вот-вот она выплеснется через край.
– В чем дело, Иоганн? Что происходит?
Вопрос задает Леопольд Эйх, Великий князь организмики. Представлять его Тиран счел излишним.
– Флуктуация континуума.
– На этой трассе?
– Увы.
– Куда смотрят патрули?
– Под юбки диспетчершам. И в кружки с пивом.
– Что говорит капитан?
– Вольф принял все необходимые меры.
– Насколько велика опасность?
Из дальнего кресла поднимается третий мужчина: в деловом костюме, при галстуке. Окутался облаком сигарного дыма – лица не разглядеть. Не человек – вулкан на пике извержения.
Дядя Николаса, вспомнила Регина. Двигатель карьеры племянника-дипломата. Она никогда не встречалась с Дитером Зоммерфельдом, но слышала о «семейно ориентированном» министре – или кем был Дитер десять лет назад? – от Ника, и от его матери. Понадобилось усилие воли, чтобы отогнать иные воспоминания, куда более неприятные: Кутха, отель, кровать. Шутливая перепалка: «У меня нет талии» – «Ты врешь» – «Это правда» – «На месте твоей талии я подал бы в суд за клевету…» Воспоминания стаей волков кружили поодаль, скалили клыки, но близко не подходили. Странное дело, подумала Регина, злясь на себя. Мне легче вспоминать «гостеприимный» хутор, сеновал с мамонтами и лучевик в руке отца. Ник, катись в тартарары. И семейку свою золотую прихвати. Я тебя забыла. Забыла в снегах Кутхи. Навсегда. Время, что ты делаешь с нами?
– Не паникуйте, Дитер. Вольф знает свое дело.
– Надеюсь.
– Черт знает что! – вмешивается пижон, манерный не по годам.
– Не кричите!
Назло хозяину яхты пижон повышает голос:
– Скоро нам придется красться через космос на цыпочках!
– Без паники, Эрик!
– Дайте обзор! Мы должны видеть, что происходит!
– Я просто не хотел вас беспокоить…
– Дайте обзор!
– Не кричите…
Обзорник выдвигается прямо из стены. Его залило радужной пленкой – та идет разводами и пятнами, пульсируя, как живая. В воздухе висит тончайший, едва уловимый ухом звон – космос полнится комарами, жаждущими крови.
– Нам не уйти!
– Прекратите…
Пленка на обзорнике вспухает пунцовыми гнойниками. Лопаясь, они извергают острые лучи света. Регине показалось, что лучи пронизывают ее насквозь, не встречая сопротивления. Справа под потолком кают-компании возникает «окно», в котором стремительно бегут колонки цифр, пляшут диаграммы, змеятся кривые графиков. Плотность энергопотока, интенсивность излучения в различных областях спектра, волновой резонанс… Наверняка эти данные многое сказали бы космологам: физикам и форономам. Но профессиональные знания Регины лежат в совершенно иной области.
В кают-компании тем временем начинается вакханалия. Хозяин яхты в экзальтации взмахивает бокалом, забрызгав окружающих. На это никто не обращает внимания. Леопольд Эйх отплясывает боргосскую тарантеллу, «аккомпанируя» себе голосом: «Тран-ца-цан-ца-трум-па-пан-ца!» – фальшивя и не в такт. Мастер связей с общественностью в буквальном смысле рвет на себе волосы:
– О, Анетта! Я подлец! Мерзавец!!!
В экзальтации он заламывает руки, став похож на оперного тенора:
– Простишь ли меня, Анетта?..
Дитер Зоммерфельд, рыча, катается по полу, ударяясь о кресла и барную стойку. Пещерный дикарь, в которого превратился министр финансов, насмерть схватился с врагом:
– Отр-р-р-родье! Убью! Голыми р-р-р-руками!..
Глаз моргает. Узкий коридор. Под потолком, раскорячившись, висит человек: ногами уперся в одну стену, спиной – в другую. Руки пытаются выкрутить что-то из потолка. О да, руки – пытаются. Сами по себе. Жутко вывернув голову, человек устремил взгляд в неведомую даль. Он словно пронзает силой мысли переборки и корпус яхты, устремляясь в открытый космос.
Каюта. Голый по пояс мужчина в спортивных штанах. Багровое лицо искажено яростью. «Наезд», крупный план: безумный, готовый выскочить из орбиты глаз. В щеке засел осколок фарфора – словно зуб хищника. Из раны сочится кровь; мужчине всё равно. В исступлении он молотит ножкой стула по музыкальному центру. На полу – руины сервиза на тридцать персон, обломки мебели, раздавленные кристаллы с записями.
Капитанская рубка. Вольф Шассер прирос к креслу, окаменел. Лишь руки, ушедшие в сферы управления, слегка подергиваются. Капитан продолжает воображаемый бой. Индикаторы заряда волновых деструкторов на нуле.
Каюта. Молодая женщина – балерина? – балансирует на носках, широко раскинув руки: вот-вот взлетит. Рукава платья – крылья экзотической птицы. Глаза сияют. На щеках – лихорадочный румянец. Платье туго натянулось на округлившемся животе – женщина беременна. Восторг перерождается в танец. Губы женщины безостановочно движутся – она говорит, говорит! Но звука нет: из каюты откачали воздух, слова падают в вакуум, исчезая…
Сердце Регины на миг замерло, пропустив один удар. К счастью, глупое сердце вовремя спохватилось, протолкнув в сосуды свежую порцию крови. В висках заныло, предвещая мигрень. Отгораживайся от прошлого, запирай его на сто замков, прячь в самом дальнем чулане памяти – ночью, темной, как обида, прошлое выбирается наружу, находит тебя, садится у изголовья…
Значит, ее зовут Амелией?
Значит, она ждет ребенка?
