Всё быстрее моргал глаз голопроектора. Коридоры, каюты, навигационный пост. Изуродованные страстями лица. Беснующиеся тела. Авангардистская оратория воплей. Яхта превратилась в ад, и запись была адом, и консилиум медиков заседал в аду.
«После Кутхи я не встречалась с Ником. Я знала, что он женился. Я никогда не видела его жену. Даже на снимках. Конечно же, она летела на Ларгитас рожать. Лучшие врачи, лучшие клиники… Какой у нее срок? Восьмой месяц? Девятый? Вряд ли – девятый…»
Моргание прекращается. На полу кают-компании ворочается раздавленный червяк – министр финансов. Хриплый шепот:
– …почему так темно? Кто-нибудь, включите свет!..
Над Дитером Зоммерфельдом безразлично горит плазменное «солнышко». На полу застыли, скорчившись в позах эмбрионов, три тела.
Пряди сполохов свиваются в клубящуюся воронку смерча. Воронка проваливается внутрь себя, стягивается в точку. Наверное, так коллапсируют умирающие звезды, превращаясь в «черные дыры».
Всё. Исчезла.
– …доктор ван Фрассен?
– Что?
– Вам нехорошо?
– Со мной всё в порядке.
IV
– И всё-таки… Вы не пробовали содержать больных в обычных условиях? Без свето-звукового экстремума?
Обсуждение затянулось. Вот уже час, как они топтались на месте. Втайне Регина надеялась, что с минуты на минуту объявится доктор Клайзенау, и она уйдет оперировать Фому. Там хоть всё ясно. Там не надо анализировать уникальное и искать логику парадокса…
Тиран устало вздохнул:
– Разумеется, пробовали. Скажу больше – все, кто выжил на «Цаган-Сара», прилетели на Ларгитас в абсолютно нормальных условиях. На яхте, с момента ее выхода из РПТ-маневра и до посадки на 2-м космодроме Троута, поддерживался стандартный уровень жизнеобеспечения. Конечно, не считая разгрома, учиненного пассажирами. Вы бы видели выживших после того, как они шесть часов пробыли в условиях, которые вы, доктор ван Фрассен, назвали обычными…
Он сжал ладонями виски, словно мучаясь головной болью.
– Вы представляете себе последствия длительного пребывания в КСД?
– Не считайте нас идиотами, – возмутился маркиз Трессау. – Мы отлично знакомы с действием камеры сенсорной депривации. Изоляция объекта от любых ощущений, включая тактильные. Невесомость, тишина, темнота. Температура, равная температуре тела до сотых долей градуса. Отсутствие запахов. Еще вопросы есть?
– Для чего применяется КСД?
– Отдых и оздоровление, – Трессау начал загибать пальцы, как если бы разучился считать иным способом. «Меня причислили к сонму кретинов? – говорил весь вид старика. – Я намерен соответствовать!» – Реабилитация после травм. Улучшение метаболизма. Лечение депрессии. Профилактика стресса. Рост количества эндорфинов в крови; уменьшение кортизола. Рекомендуется при беременности. Продолжать, или хватит?
– Вы забыли еще одно применение, – напомнил Тиран. – Пытки.
– Надеюсь, вы шутите?
– Нет. И не притворяйтесь, что не знали.
Знали, согласилась Регина. Просто не приняли в расчет. Задержи человека в КСД сверх положенного срока – начнутся галлюцинации. Видения лиц и форм. Смещение эго. Утрата чувства времени и пространства. Иллюзии обоняния – вонь, ароматы. Чувство ужаса. Потеря тела. Боязнь прямых линий. «Неорганическое качество сознания» – не человек, но мыслящий гранит, металл, плазма…
И снова – ужас.
– Увеличьте эффект КСД в сто раз, – на лбу Тирана вздулись жилы. Казалось, говоря о пытках, он говорит о чем-то очень личном, – и вы поймете, что происходит с пленниками «Цаган-Сара» в обычных условиях. Кроме этого…
Он брезгливо поджал губы:
– Лиши их буйства звука и света – они сразу уходят «под шелуху». Вторичный эффект Вейса. Представляете? Великий князь организмики, член Королевского совета Ларгитаса; министр финансов, член Кабинета министров; крупнейший промышленник… И «под шелухой», как какой-нибудь грязный энергет во время своих физиологических отправлений! Как раб на помпилианской галере! Мы не сможем долго держать это в тайне…
Он обвел собравшихся взглядом, ища понимания. Регина смотрела на Тирана, единственного не- телепата из двенадцати ларгитасцев, находящихся в конференц-зале. И видела Рауля Гоффера – молодого архитектора, прочищающего мозги двум девчонкам, дурехам с татуированными носами: «Лучшее доказательство деградации энергетов! Производя энергию, они уходят в галлюцинации. Как наркоманы. Знаете, почему это называется „срыв шелухи“? Всё человеческое у них – внешнее! Как шелуха! А под ней – зверь…» Знает ли Тиран о специфике телепатии? Понимает ли, что взывает к сочувствию тех, кого только что смертельно оскорбил? Скорее всего, ему не до нюансов. Это же наши, убежден Тиран, а значит, разведчики, а не шпионы; они поймут, войдут в положение, изыщут способ для Ларгитаса сохранить лицо…
– Я знаю еще одно применение КСД, – вдруг сказала толстая, некрасивая старуха, с ярко-синими волосами, собранными на затылке в тугой узел. Всё это время она сидела с отсутствующим видом. – Катализатор эволюции. Помните общину Беглецов на Хираме-II?
– Да, – кивнул маркиз Трессау. – Я помню, доктор Шеллен.
Остальные, включая Тирана, молча ждали продолжения. Судя по лицам, община Беглецов была им знакома не больше, чем псевдоупругая кваркоскопика глюонделей.
– Этой истории лет тридцать…
Для Тирана старуха говорила вслух. Для коллег же она просто выложила историю в «открытый доступ». Правда, Регина так и не поняла, являлась ли старуха живым свидетелем экспериментов Беглецов – либо узнала про общину, что называется, из чужих рук. Этот момент был великолепно задрапирован, оставляя простор для толкований. В остальном… Беглецы, секта под руководством Якова Блюминга – Великого Проводника, как он звал себя – окопались на пустынном, почти необитаемом Хираме-II с целью форсирования человеческой эволюции. Длительное пребывание в КСД, сопряженное с особыми мантрами – Беглецы владели техникой обертонного пения – считалось в секте инструментом создания Homo Cosmicus, Человека Космического. Блюминг учил, что главный эффект пребывания в КСД – разотождествление нашего сознания с идеей «самости», ловушкой, не позволяющей человеку освободиться.
Считалось, что если убрать все стимулы, мозг уснет. Блюминг же полагал что, напротив, проснется. «То, что внутри, – проповедовал он, – окажется снаружи. То, что снаружи, перестанет существовать. Мы войдем в пространство наших душ, которое и есть космос, омывающий берега планет. Мы станем чистым разумом, воплощением подлинной свободы, странствующим в звездных глубинах…»
Дальше, как правило, Блюминг напоминал об обобществлении всех женщин секты в его пользу.
– Смерти во время пребывания в камере, смерти впоследствии, – закончила старуха монолог, – были для Беглецов обычным делом. Они называли это «освобождением». Тела умерших сжигали. Утверждалось, что разум «свободных» наслаждается космическими путешествиями – и общением с флуктуациями континуума, которых Блюминг провозгласил Детьми Света, ждущими нас под сенью звезд. Как ни странно, у Великого Проводника не было недостатка в последователях. На смену тем, кто «сбежал» в крематорий, приходили новые Беглецы. В итоге секту признали изуверской, Блюмингу дали три пожизненных срока, а сектантов изгнали с Хирама, взяв под надзор. Говорят, идеи Блюминга в редких случаях еще находят
