гусей: тело свободно, зато голова в кувшине. Кажется, до мужей науки дошло, что натворил болтун Штольц.
– Гибнут, да? Как на Мондонге?!
Тишина.
– Ты знал! Знал!!! И позволил вызвать меня сюда?!
Это была лучшая пощечина Ларгитаса. Хоть выставляй в Национальном Музее Оплеух. Звук хлесткий, как выстрел. Контакт плотный, с душой. Господин посол чуть не упал во второй раз. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось сделать два шага назад. Щека багровела отпечатком женской ладони. Все линии жизни – налицо. Глаза Николаса Зоммерфельда сияли восторгом. Не будь он дипломатом – разразился бы аплодисментами.
Режиссер Монтелье – гений-мизантроп – оценил бы сцену по достоинству.
– Я могла погибнуть! Ты чуть не убил меня, мерзавец!
– Успокойтесь, доктор! Вы же не энергет!
– Вам ничего не угрожало…
– Ах, не угрожало?!
Руки затряслись – очень, очень натурально.
– А «срыв шелухи»?! Эффект Вейса?! Об этом кто-нибудь подумал?! Энергеты у них умирают? А я?! Сволочи, сукины дети, твари безмозглые…
– Великий Космос! Она права…
Регина перевела дух. Подсказка сработала.
– Все обошлось, верно? Вы живы-здоровы; деретесь, как грузчик…
– Сядьте, доктор. Дышите глубже…
– Дайте ей воды!
Она позволила усадить себя в кресло. Вцепилась в предложенный стакан. Зубы стучали о стекло, вода текла мимо рта. Блузка промокла насквозь. Ник, скотина, пялился на ее грудь. И Груша пялился. Тоже скотина. Нет чтоб спасать…
– Доктор провела интересную параллель.
Герцог Ван Дер Гаальс клюнул первым. Уступать герцогу лавры первооткрывателя было жалко до слез. Но лучше так, чем объясняться с Тираном по поводу информации, украденной у Рауля.
– Телепатов и энергетов роднит эффект «вторичной реальности». Доктор, вы говорили о двух способах менталоскопии. Правда ли, что и вы, и энергеты не так уж часто «уходите под шелуху»?
Вместо нее кивнул Штольц, специалист по биоэнергетике.
– Ментальная деятельность, – герцог рассуждал вслух, – не так жестко связана с физиологией, как расовые свойства энергетов. Доктор ван Фрассен на Шадруване, образно говоря, всего лишь оглохла.
– Всего лишь?!
– Не сердитесь, доктор! Для вас это было крайне неприятно. Но, к счастью, не смертельно. От глухоты не умирают. Но для брамайна или гематра подобная «глухота» – считай, отказала печень. Почки, легкие… В итоге – летальный исход. Верно, маркиз?
– Да.
Мрачный, как туча, Штольц словно присутствовал на чьих-то похоронах.
– Энергеты накапливают энергию, как дышат. Безусловный рефлекс, не контролируемый сознанием. Вы же, доктор, контролируете свою ментальную активность. Там, где брамайн гибнет, вы «глохнете». Но, уйдя «под шелуху», переключаете внутренние настройки, и опять «слышите». По идее, сумей энергет на Шадруване справиться с паникой и уйти…
Лицо герцога взорвалось. Звук пропал. Сфера мигнула – и схлопнулась, исчезнув в повторной вспышке белого света.
IV
– Что за…
Задавшись целью оправдать сравнение с грозовой тучей, голова маркиза Штольца извергла слепящую молнию. Вторая голосфера унеслась в небытие.
– Что со связью?
Посольский техник уже возился с панелью коммутатора. Вызвал «контрольку», нырнул в нее едва ли не по пояс. Головы Рильке и Соренсена переглянулись и, будто сговорившись, исчезли. На сей раз – без спецэффектов.
– Жаль, Паука нет… – посетовал Груша, сочувствуя мучениям техника.
– Какого еще паука? Откуда в столовой пауки?!
Нервничая, второй секретарь нарывался на скандал. Ему не хватало виноватого. Он готов был назначить виноватым кого угодно, и осудить, и сорвать злость. Будем надеяться, подумала Регина, ему хватит ума вовремя притормозить. Или у него латентная арахнофобия?
– Нет, вы мне объясните про пауков…
Груша показал секретарю кукиш, и секретарь увял.
– Ну, что там?
– Спутниковые каналы накрылись, – ответ техника прозвучал глухо, как из бочки.
– Все?!
– Ага…
– Может, поломка у нас? В посольстве?
– Тестирую. Пока – норма.
– Норма? – секретарь переназначил жертву. – Это, по-твоему, норма?! Идиот!
– Сейчас переключусь на корабельный ретранслятор…
Под потолком качнулся пузырь вирт-дисплея. Изображение дергалось, агонизируя. Оно то становилось плоским, то вновь возвращало себе объем. Темнота аритмично сменялась вспышками. Сумасшедшая дискотека качала взгляды на мертвой зыби – нутро рубки, искореженное до неузнаваемости, слепые бельма экранов, обрывки кабелей и волноводов, похожие на свежую требуху; в пульт уткнулось кресло, вырванное «с мясом», в кресле – тело, мягкое до тошноты…
Лицо.
Черные потеки превращали его в маску карнавального урода.
– …жаль. Не могу. Не могу, вашу мать…
Хрип умирающего наполнил столовую.
– Сделали, как щенков… Флот! вызывайте флот…
Голос утонул в скрежете сминаемой обшивки. Стены рубки ожили, надвигаясь со всех сторон. Лицо запрокинулось; мелькнула рука, отчаянно упирающаяся в пульт. «Давилка», вспомнила Регина. Упражнение на соревнованиях по троеборью ВКС. Сержант-канонир с «Бесстрашного» продержался до прихода спасателей. Но сержанту было, на кого надеяться…
Пузырь дисплея погас.
Белый как мел, как снег Кутхи, Ник отступил к стене.
– Ничего, – губы посла тряслись. – Ничего, все нормально. Все под контролем.
Он говорил, как заведенный, боясь замолчать.
– Не надо бояться. Не надо. В конце концов, никто не знает, когда ему суждено…
– Умереть? – подсказал деликатный Груша, выбираясь из угла, где сиднем просидел весь ученый диспут. Телохранитель закурил, хотя в столовой это было строго запрещено, и продолжил, окутан дымом: – Отчего же? Лично я, например, знаю. Вплоть до минут.
– В смысле? – вытаращился на него Ник.
Сейчас Николас Зоммерфельд забыл все: молчащие, а скорей, уничтоженные спутники, гибель орбитального рейдера, неутешительные перспективы бытия. «Не хватало нам еще безумного спецназа!» – ясно читалось в глазах господина посла. Тень корабля-призрака лежала на Шадруване, и в этой тьме, нахлынувшей из глубин космоса, все виделось иначе. Так лицо мальчишки в тени становится лицом порочного лилипута. Впору поверить, что блудная флуктуация под парусами нарочно явилась в систему мстить ларгитасцам – за что?! – спустя годы, минувшие со дня трагедии «Цаган-Сара».
Месть, вспомнила Регина одну из любимых присказок Старика, это блюдо, которое едят холодным.
