разговор с Красным инквизитором. Назначен он на завтрашний вечер, в девять часов. А до тех пор я советую вам отдыхать, хорошенько кушать и успокоиться. Вы находились ведь на грани воспаления мозга…
— Хотелось бы мне им верить, — еле слышно прошептал Казанова.
— Зряшное дело им не верить, — возразил лекарь. — Да и почему, собственно? Судя по тому, какие мне даны указания, я пришел к выводу, что по каким-то причинам они хотят видеть вас здоровым и возможно более сильным, а хотеть этого они могут лишь в том случае, если вы для чего-то им нужны.
Здравый смысл слов лекаря в известной мере успокоил и убедил Казанову, хотя, когда ему не спалось — а такое было с ним не раз, — он по-прежнему доводил себя до кипения и никому не верил. Но, как и следовало ожидать, мысли его почти целиком были заняты женщинами. О Розауре он едва вспоминал — разве что иногда спрашивал себя, как-то там она, и надеялся, что все у нее хорошо. Мариетта же то и дело возникала в его мыслях. Почему-то особенно живо вспоминались ему часы, проведенные с нею во Флоренции, и он жалел, что так резко и эгоистично порвал с ней — в конце концов, судя по словам Анриетты, Мариетта вела себя очень деликатно и мило. А вот Анриетта…
Что ж, можно сказать, что в первые день и ночь, когда он лихорадочно ждал освобождения, буквально не проходило пяти минут, чтобы он не думал об Анриетте, порою же думал о ней непрестанно. В противоположность этому в первые месяцы заключения он старался об Анриетте не думать, ибо слишком уж бередили и терзали его воспоминания, а последние месяцы она вообще ушла из его мыслей в часы бдения, поскольку он был всецело занят планами побега. Теперь же он со все возрастающей отчетливостью и тревогой пытался представить себе ее судьбу и снова и снова искал ответа на вопросы, которые так часто не давали ему покоя в первые недели заточения. Как удалось ей бежать? Куда она отправилась? Что делала после их внезапного и трагического расставания? Удалось ли ей добиться того, чего она хотела? Не забыла ли она его? Не появился ли у нее новый любовник? Если он выйдет на свободу, как ему ее искать?..
Наутро второго дня после ухода лекаря Казанову посетил офицер стражи государственной инквизиции и вежливо сообщил, что Красный инквизитор встретится с ним в девять, после чего Казанова сразу уедет. Это сообщение, подтверждавшее слова лекаря, вполне могло быть просто частью замысла, если ему устраивают пытку надеждой, но, по счастью, Казанова предпочел принять информацию на веру и не терять на этот день присутствия духа. Перспектива скорого освобождения и недалекой встречи с донной Джульеттой при весьма любопытных обстоятельствах побуждала его думать больше о ней, чем об Анриетте.
Казанова уже давно пришел к выводу, что самым глупым шагом в его жизни было то, что он бросил донну Джульетту в такой интересный момент по мановению руки Анриетты. Правда, от этого эпизода отзывало романтикой, но Казанова нажил себе таким образом врага, и это затрудняло стоявшую перед ним сейчас задачу, хотя и давало ему серьезное основание для мщения. Однако, будь он менее импульсивен, останься он с донной Джульеттой и стань она его любовницей, — сколь многого можно было бы избежать! Анриетта никогда бы об этом не узнала, он придумал бы для донны Джульетты какой-нибудь предлог, чтобы вовремя уехать из Рима и успеть на свидание с Анриеттой, и ему не пришлось бы драться на тосканской границе или участвовать в этой странной и до сих пор загадочной для него истории, когда он встретил Анриетту в пути в мужском костюме…
И Казанова твердо решил, что, если и совершил подобную ошибку в прошлом, больше такого не повторит. Хотя он и ненавидел эту женщину лютой ненавистью, считая ее причиной своего долгого заточения и страданий, а также своей разлуки — быть может, навеки — с Анриеттой, тем не менее в качестве первого шага отмщения он задумал сделать донну Джульетту своей любовницей, а потом, пользуясь этим, привезти ее туда, где ее арестуют, и тогда уж Венецианская республика с лихвою отомстит ей и за него, и за Анриетту…
Он снова и снова гонял эти мысли по кругу, словно лошадь с завязанными глазами, когда часы на Калье-деи-Фаббри пробили девять раз, и в тот же миг молодой офицер с пунктуальностью военного вошел к нему в комнату. С офицером был солдат — не для того, чтобы охранять Казанову, а чтобы нести его вещи, — и офицер, любезно болтая с Казановой, повел своего узника по лабиринту переходов, лестниц и анфилад, пока они не подошли к двери, охраняемой двумя вооруженными людьми, которые остановили их и услышали в ответ пароль. Офицер постучал, чей-то голос ответил, и Казанова очутился лицом к лицу с Красным инквизитором, который снова был в своей официальной одежде и что-то писал, сидя за столом. Он тотчас любезно положил перо, пожал руку своей бывшей жертве и предложил Казанове присесть.
— Вы выглядите лучше, — сказал он.
— Надежда прекрасно тонизирует, — сказал Казанова с чуть кривой усмешкой, — хотя у меня было ее, пожалуй, слишком много.
— Вы считаете, что осуществление надежды лучше? Вы совершенно правы. Но хватит об этом. Если вы честно выполните свою миссию, но не преуспеете, вам нечего бояться, — вот только награды вы, естественно, не получите. Если же вы предадите нас, запомните еще раз: у Венецианской республики все еще длинная рука… У вас есть деньги?
— Два-три цехина, оставшихся от тех шести, которые сенатор Брагадин выделял мне на месяц.
— А-а! Он посылал вам деньги? Да, конечно, теперь припоминаю. Добрый ваш друг, но несколько придурковатый, совсем теряет голову, когда речь заходит о вопросах, в которых он понимает столько же, сколько и все остальные, — возможно, все люди таковы. Возьмите этот кошелек.
Казанова почувствовал, что кошелек тяжелый.
— Тут двести цехинов, — сказал инквизитор. — На ваши расходы и на возможный подкуп — запомните: подкуп почти всегда куда действеннее удара и, как правило, дешевле обходится. Вы уже продумали какой-то план подхода к… будущей узнице?
— Я придумал несколько вариантов, — с уверенностью произнес Казанова, — но не хочу связывать себя заранее ни с одним из них: взвешу возможности, когда увижу ситуацию, и соответственно стану действовать.
— Хорошо. Вот это нам нравится. Разумный человек тот, у которого есть голова на плечах и который умеет ею пользоваться и держать язык за зубами. Запомните это, Казанова. Что же до вашей добычи, то я не могу вам дать ее описание, кроме того, что мы узнали из перехваченного зашифрованного письма, которое мы переписали и, конечно, отправили по назначению, — по нашему разумению, это должна быть женщина. Название деревни и гостиницы тут написано, вам также дается карта и программа пребывания этой женщины. — Инквизитор протянул ему несколько сложенных листков. — Можете изучить их завтра, а потом уничтожьте. Вы меня поняли?
— Да.
— Вот ваш паспорт. Вы поедете под именем Джакомо Лучинно, как торговец винами, направляющийся в Вальтеллин для закупки нескольких бочек вина особого урожая для венецианских знатоков. Физические данные в паспорте в точности соответствуют вашим. Все ясно?
— Безусловно.
— Имя я поставил ваше. Мы считаем, это помогает лучше скрыть подлинную личность. Полуправда всегда намного обманчивее полноценной лжи. Тот же принцип будет применен и в отношении вашего выхода отсюда. Слухи о вашем побеге уже, конечно, не один день ходят по Венеции, приукрашенные и искаженные настолько, насколько может хватить воображения у ослов, которые такому верят. Различные небылицы на этот счет были напечатаны по всей Европе. Утверждать, что ничего не произошло, невозможно из-за того, как вы повредили дверь канцелярии, этого не скроешь. Сначала мы не говорили ничего, а потом, как только решили выпустить вас, сразу заявили, что вы бежали. Это тотчас бросило тень на рассказы о вашем побеге: никто ведь не верит, что правители в таких делах могут сказать правду. Прошло несколько дней, и за это время стало ясно, что все семьдесят три человека, именовавшие себя Джакомо Казанова, оказались самозванцами, а потому теперь все твердо убеждены, что это были нелепые россказни и никакого побега или попытки к побегу не было. Это, конечно, принижает вашу славу, но значительно поможет выполнению вашей миссии и, следовательно, обогатит ваш карман…
Казанова поклонился в знак признательности за столь высокую оценку и обещание.
— Когда вы вернетесь, мы, конечно, освободим Джакомо Казанову. Вам же пока придется действовать осторожно — в особенности до тех пор, пока не отъедете достаточно далеко от Венеции или любого места, где вас могут узнать. Сделайте вид, что у вас болит горло, и хорошенько закрывайте лицо. У
