хотел ли создатель этой картины намеренно написать ее таким образом и передать эту двусмысленность, или он хотел написать нечто вполне разрешаемое и просто не преуспел в своем стремлении и создал то, что не поддается однозначному пониманию, и, следовательно, написал такую картину, сам не желая того!)
Любой вопрос, любая проблема были открыты для разных толкований. Намеревался ли пастушок войти с девушкой в интимные отношения, или же он был захвачен коллекционированием чешуекрылых, ведь он наклонился вперед, осторожно держа в пальцах большую бабочку («мертвая голова» — так назывался этот вид), которую он и показывал девушке, вытянув руку над ее плечом. А может быть, пастушок принес эту любопытную бабочку как предлог для завязывания более близких отношений (и кое-какие сладострастные изгибы в его позе предполагали этот вариант), или же он более беспокоился о столь редкостном экземпляре бабочки, которую поймал уверенно и осторожно: бабочка была цела (его твердый взгляд, прикованный к «мертвой голове», говорил за такой вариант). Правда, это последнее предположение казалось маловероятным, поскольку пастушки, чья постоянная близость к природе делает их неспособными поражаться ее отдельными проявлениями, редко становятся коллекционерами чешуекрылых. С другой стороны, этот редкий экземпляр, эта крупная особь могла оказаться весьма неподходящей в данном случае, поскольку бабочка этого вида, вместо того чтобы успокоить опасения девушки, могла вызвать у нее чувство тревоги, так как «мертвой голове» деревенские девушки часто приписывали сверхъестественные свойства.
В любом случае девушка не обращала внимания на бабочку. Она отвернулась от нее, хотя сказать, вызвано ли это отвращение к мертвой «мертвой голове» или же попыткой спрятать свой заинтересованный взгляд, адресованный пастушку, почти опиравшемуся на ее плечо, было невозможно.
— Да уж, — воскликнул Домоладосса, — ничего не скажешь, плохо! Это длинное и все более и более уточняющееся описание посредственной картинки, висящей в каретном сарае, бессмысленно. Зачем оно здесь, ведь оно уже проходило раньше и того описания вполне хватало. Подобная информация не имеет никакого отношения к нашим основным проблемам.
— Ты так думаешь? — спросил Мидлакемела спокойно.
— Да, я именно так думаю! А ты — нет?
Мидлакемела пожал плечами и неопределенно покачал головой. Спустя какое-то время он отпросился выйти и направился в кабинет к губернатору.
— Есть новости?
— Не совсем, сэр. Но зато есть странная информация, которую только что обнаружили. Домоладосса думает, что это не очень важно, но я полагаю, вам следует знать об этом, сэр.
— Ну и?
— Это касается картинки, сэр, висящей на чердаке каретного сарая, где обитает Эс. Из ее описания можно бы предположить, что это та же картина, что висела в деревянном бунгало Джи и была описана в докладе раньше, только в общих чертах Сейчас мы прочитали более подробное ее описание. И мне кажется подозрительным, что две одинаковые картинки висят в разных местах.
— Я не понимаю, почему, Мидлакемела. Что это за картинки?
— Это пастушок и его подружка, сэр. Очевидно, в несколько «пикантном» положении. Мы, вероятно, могли бы проверить, одна и та же ли эта картина. Она, как оказалось, написана В. Г. Хантом и называется «Наемный пастух».
Губернатор потер переносицу:
— Никогда не слышал о таком.
Он позвал подчиненного и приказал ему быстро принести энциклопедию. Тот очень быстро справился с заданием: не прошло и минуты, как он уже листал толстый том и наконец с каким-то скрытым торжеством прочитал: «Винкель Генри Хант (1822-1887). Рожденный в России немец английского происхождения, место рождения Санкт-Петербург. С детства проявлял склонности к науке и живописи. По профессии специалист- химик, все свободное время посвящал живописи и охоте на медведя. В первых работах чувствуется влияние Фузели... Широко известны портреты таких музыкантов, как Газарский, Бородин, с которыми художник был знаком. Открытие оксида охантина (1850); наиболее известные полотна: «На ступенях Зимнего дворца» (1846), «Смерть Аттиллы» (1849), «Наемный пастух» (1851), и в 1859 году женился на графине...
— Достаточно! — приказал губернатор и, обращаясь к Мидлакемеле, продолжил: — Мидлакемела, оказывается, этот художник существовал в нашем актуальном мире, как и в Вероятности Эй. Так что предельное внимание этой картинке. Но почему же все-таки и у Эс, и у Джи могут быть копии одной и той же картины?..
Лицо девушки имело овальную форму. Его нельзя было назвать определенно умным или определенно прелестным, и тем не менее оно было чем-то привлекательным. Ее большие и широко расставленные глаза прикрывали тяжелые, может быть, даже чуть припухлые верхние веки, нижние также нельзя было назвать незаметными. Над глазами широкие мягкие брови, не тронутые искусством косметики. Нос казался не очень длинным и довольно милым, и этот в целом привлекательный носик заканчивался маленькой изящной вишенкой плоти. Рот в целом смотрелся тоже неплохо, хотя крупная нижняя губа была несколько надута: однако, если это было действительно так и девушка дулась, то все же контекст всей картины не давал никаких оснований для того, чтобы утверждать, что она дуется, потому что не доверяет юному пастушку и отвергает его ухаживания. Но ее взгляд мог бы быть истолкован как усиливающий это впечатление, поскольку глаза ее обращены были в сторону от него и в них читалось, с одной стороны, возможно, ленивое презрение, а с другой, вполне вероятно, дежурная любезность. Постоянно мучила мысль, и даже не мысль, а желание представить, что художник мог бы сотворить и второе изображение этой же выдуманной сценки, скажем, минут на пятнадцать вперед по сравнению с существующей, данной (естественно, минуты эти были бы только воображаемые и отмеренные по воображаемой временной шкале, поскольку искусство весьма опосредованно связано с обычным, текущим временем). Великое множество сомнительных положений снялось и разрешилось бы само собой, поскольку главным парадоксом существующей картины была и оставалась двойственность трактовки, порожденная тем фактом, что представлено было лишь одно мгновение на воображаемой временной шкале. Представим, что второе изображение, описывающее эту же сцену, но на пятнадцать минут позже, было все-таки сделано. Это было бы тоже только одно мгновение на воображаемой временной шкале, но зато при сравнении с более ранним, с тем, что на существующей картине, оно могло бы прояснить многое. Например: на второй картине изображался бы пастушок, идущий к своим овцам и отошедший уже на небольшое расстояние; в этом случае стало бы яснее, что на первой, существующей картине интересы юноши, по меньшей мере, в равной степени были связаны и с бабочкой, и с обладанием девушкой, а взгляд самой девушки выражал бы скорее ленивое презрение, нежели любезность или похоть, спрятанную под тяжелыми веками. Или, напротив, вторая картина могла изображать прямо противоположную сценку: тепло и очарование летнего дня сделали свое дело, кровь разыгралась в телах юной пары, и инстинкт, свойственный всему живому и человеческой натуре, взял свое, так что взгляд девушки, возможно, получал иную трактовку и свидетельствовал в пользу лукавства и кокетства, поскольку брошенное стадо зашло в поля, вытаптывая наливавшиеся колосья, цветы помяты, а пастушок и девушка стали парой «влюбленных» — их тела сплелись, и бледная, мягкая, казавшаяся надутой нижняя губка прижата ко рту юноши в страстном поцелуе.
Но! Воображаемая картина оставалась воображаемой, а существующая продолжала мучить и терзать разум противоречивыми интерпретациями.
Эс отошел от репродукции, мотнул головой, со вздохом открыв рот. Он снова принялся расхаживать по комнате из угла в угол, уклоняясь привычным способом от столкновения со стропилами; когда он доходил до задней стены, его подбородок останавливался как раз напротив одинокой морской птицы, изображенной на фоне голубого неба на плакате; у передней стены он замирал, когда подбородок попадал точно на границу между двумя букетами цветов, разделенными садовой решеткой для вьющихся растений.
Закончив расхаживать по комнате, Эс принял сидячее положение, то есть попросту сел на обрезок бревна, лежавший на полу, с которого можно было смотреть в круглое окно, разделенное на девять частей, и центральная из них была квадратной, и наблюдать за задней стеной особняка, стоявшего на расстоянии около тридцати пяти метров за клумбами без аспарагусов на некотором возвышении.
Появление Мидлакемелы оторвало Домоладоссу от чтения доклада. Вместе с молодым офицером пришел и губернатор, последний приветливо кивнул, когда Домоладосса почтительно вытянулся.
— Не беспокойтесь, я пришел всего лишь выслушать вас. Каковы ваши первые впечатления?
