Ну, мистер Боксбаум, что вы, они же взрослые люди. Конечно, вам эта связь не слишком по душе, но…
– Разумеется, мне она совершенно не по душе, – сказал Стивен. – И я не могу позволить, чтобы это безобразие продолжалось. Подумать только: мальчику восемнадцать, а бабе пятьдесят с гаком…
– Ну, – засмеялась Мария, – по-моему, там, на холме, в полночь… должно быть, довольно романтично.
Фрэнк поддержал ее:
– А может, это вообще – один раз, и больше ничего не повторится… Если честно, Стивен, едва ли Алек вас в этой затее поддержит. Он старик упрямый, ему если что втемяшится…
– Мне страшно с ним говорить, – признал Стивен, – но я обязан защитить сына.
Все замолчали. Через некоторое время заговорила Мария, медленно и, кажется, неохотно:
– У меня есть кое-какой опыт в этих вещах, так что заранее простите меня, если я скажу правду: вам как отцу, может быть, не нравится то, что делает ваш сын, но не только из-за него самого, а еще и по другим, вашим личным причинам. Вашему бедняге Руперту, конечно же, потребна женщина. Будьте к нему добры, познакомьте его с девушками, которые, по-вашему, больше ему подходят. Желание секса, желание быть любимыми так сильно в каждом из нас…
Фрэнк встревожился: она так откровенна. Однако Стивен зарылся лицом в ладони. Ее слова попали в точку.
Мария, словно ей самой стало от этого неудобно, поднялась, отошла к окну и выглянула. Она увидела согбенную фигуру старика – по-видимому, это и есть Алек, решила она, – который медленно колтыхал по газону перед домом, толкая тачку с компостом. Какие удовольствия в этой жизни ведомы ему? подумала она. Беднякам ведь гораздо труднее. Доволен ли он своей долей? Стивен Боксбаум – грустный человек, но вообще-то она не до конца его понимала.
Фрэнк тоже подошел к окну, встал рядом.
– Это Алек Бингэм, – сказал он. – Еще моя драгоценная тетушка прозвала его «человек-тачка». На памятнике погибшим солдатам у нас в деревне двое Бингэмов: его дед и дедов брат. Они оба в Первую мировую служили в полку, который набирали в Оксфордском и Букингемском графствах. Эти Бингэмы в здешних местах или в округе с незапамятных времен живут.
– Мне пора, – вымолвил Стивен, не вставая.
– Куда вы, Стив? Посидите с нами, попробуйте бисквитное пирожное, оно очень вкусное.
– Правда, Стив, останьтесь. Мне не стоило высказывать все, что я тут наговорила. Это было невежливо.
– Зато очень кстати. Я вам благодарен – вы сказали, что думаете. Мне, пожалуй, и впрямь лучше с Рупертом поговорить.
– Только подумайте как следует, что сказать, – бодро поддакнул Фрэнк.
Чтобы переменить тему, Мария поинтересовалась, как здоровье брата Фрэнка, Фреда, про которого он не раз ей писал.
– Не захотел выйти сегодня: слишком стесняется, – сказал Фрэнк. – Он сейчас, наверное, в голубой столовой. У него там морская свинка в клетке. Если хочешь, пойди поздоровайся с ним.
Мария осторожно вошла в столовую. Фред сидел в кресле с прямой спинкой и как завороженный разглядывал любимую морскую свинку. Та замерла в клетке, уставившись, в свою очередь, на него.
Мария поздоровалась. Фреда явно потрясло ее появление: он лишь нечленораздельно забормотал. Она спросила, как зовут морскую свинку.
– Фред, – ответил Фред.
– Нет, это тебя так зовут.
– Фреда тоже, – выдавил он.
Когда Мария вернулась к Фрэнку и Стивену, вид у нее был подавленный. Но Фрэнк заверил ее, что брат совершенно счастлив и обожает свою морскую свинку, И вообще, заметил Фрэнк, у них в Хэмпден-Феррерс у многих есть домашние животные, просто так, для забавы. Производство корма для них и аксессуаров – процветающая отрасль английской промышленности.
Мария опять поглядела в окно, на газон, где еще возился «человек-тачка» Бингэм.
– А почему деревня так называется? – спросила она.
Фрэнк объяснил, что первую часть объяснить легко: Джон Хэмпден был членом парламента в семнадцатом веке и открыто бросил вызов Карлу Первому. Хотя он и получил образование в колледже Магдалины, впоследствии именно на Оксфорд он повел свои отряды.[26]
– Ничего удивительного, – прибавил Фрэнк, ухмыляясь.
– Точно, – кивнул Стивен. – Решающая битва произошла, по-моему, здесь, на холме. Хэмпдена серьезно ранил принц Руперт – еще один Руперт на холме… И он вскоре умер где-то неподалеку, кажется в Тейме. Тут кругом деревни носят его имя: Хэмпден-Пойл, Хэмпден-Гей, Клифтон-Хэмпден…
– Ну вот, а «Феррерс» добавилось позже, – сказал Фрэнк. – Слышала когда-нибудь про грешного Хэррисона Феррерса и не менее грешного Тарквина Феррерса, который был здесь викарием?
Мария кивнула:
– Выходит, одни богатые и сильные дают названия деревням.
– Разумеется. Не Бингэмы же.
V
Самые счастливые годы
Стивен Боксбаум плавал на спине в большом, красивом бассейне, со вкусом отделанном плиткой из португальского мрамора (Стивен неизменно упоминал об этом, когда речь заходила о бассейне) и наполненном подогретой пресной водой. Он лениво подгребал руками, перемещаясь из одного конца бассейна в другой.
Все замерло в послеполуденной дреме. Только ласточки носились туда-сюда. Не обращая внимания на пловца в бассейне, они то и дело бросались из-под карниза к самой воде, чтобы клювом подхватить каплю, и тут же, описывая круг, возносились к своим гнездам. Эта карусель не прекращалась ни на минуту.
Стивену было о чем поразмышлять. Прошла неделя с тех пор, как он поцеловал Пенелопу на церковной паперти, а он так и не собрался с духом и не известил Шэрон о случившемся. Сегодня вечером назначено первое заседание его комиссии» и он опять увидит Пенелопу. И Пенелопа наверняка спросит.
Когда он вылез из бассейна, ласточки шарахнулись, но вскоре снова принялись за свое, раздраженно вскрикивая на лету.
Стивен видел, что Шэрон сидит в гостиной со своей подругой Беттиной Сквайр: они смотрели телевизор. Шэрон недавно купила у Беттины довольно любительскую акварель, вид церкви Святого Климента. Акварель уже была обрамлена и висела теперь у Шэрон в будуаре. Дамы только что ходили наверх полюбоваться приобретением.
Войдя через боковую дверь, Стивен услышал, как обе рассуждают про какой-то подземный город. Дочка Беттины, крошка Иштар, лежала на полу, раскинув ручонки, будто приветствуя его. Бог знает, о чем думало это дитя. Ладно, все это его совершенно не касается, решил Стивен. Он принял душ и надел костюм, чтобы подчеркнуть торжественность первого заседания комиссии. Но сначала он хотел повидаться с Генри Уиверспуном, разговорить его, вытянуть из депрессии, в которую тот впал, после того как сбил Сэмми Азиза.
Стивен вышел из задней калитки, пересек Коутс-роуд, прошел по аллейке к парадной двери Генри и позвонил. После недолгого ожидания экономка открыла дверь и впустила его в дом.
Вайолет Эдит Бингэм была женщина крупная, солидная. Мать ее была простая крестьянка. Муж Алек – садовник у Фрэнка Мартинсона. Вайолет держалась прямо, к земле не гнулась, хотя волосы ее совсем поседели и поредели.
– Он у нас нынче не в духе, сэр, – сказала она. – Я ему омлет на завтрак делала, с сыром, как он любит. Вы думаете, съел? Да куда там! Я еще, дура, попыталась его уговорить. Но он же порой чистое наказание господне! И что этот старый разбойник устроил? Взял да как шваркнет все в камин… И тарелку, и омлет, сэр… А тарелка-то из сервиза, с золотым ободком. Я ему: «Ну и настроеньице у вас, сэр! Что ж серчать-то?» А он: не лезь, мол, не в свои дела. А я ему: это как же не
