внимания на слова Виктора, что ему срочно нужно возвращаться к невесте.
— Парень, сядь и выпей! Вкус чувствуется лучше, когда твоя задница покоится на стуле. Хотел бы пофилософствовать с тобой о моих произведениях.
Они присели на диван, служивший также кроватью. Виктору было непросто справиться с эмоциями, но он безропотно отхлебнул немного виски. Коул осушил стакан залпом и вернул его Фэй.
— Ну-ну, ты из тех, кого называют интеллектуалами? Понятно по тому, как ты пьёшь.
И здесь начались рассуждения. Он считал, что написанные им картины бесценны, ибо вообще непонятно, что есть ценность. Художник скорчил гримасу и предположил: например, прикончит он Фэй или Виктора, его привлекут к суду, и об этих творениях узнают! Благодаря заведённому судебному делу он станет знаменитым. Фотографии будут повсюду. Вот тогда картины обретут ценность. Особенно — в случае смертного приговора. Их выставят на аукционы Нью-Йорка или Лондона, Франкфурта или даже на Монмартре и они принесут баснословные деньги. Так ценны ли эти картины? Что даёт убийство в данном случае? Допустим, они никуда не годятся. Но многие посредственные художники прославились (последовало перечисление).
Хотя кто сказал, что картины плохи? Может ли первый встречный судить?
Виктор возражал изо всех сил, но безрезультатно. Этот здоровяк очень переживал, но его невозможно было переубедить.
Коул также сравнивал ценность картин и его собственной жизни. Что означает отрицательная либо положительная оценка художественного, музыкального или литературного произведения? Только лишь придаёт смысл, но никак не ценность. Наконец, чёрт побери, что же это за ценность такая?
Виктор попытался ответить на вопросы художника:
— Время покажет, история рассудит. А мне нелегко судить…
— Ну а сейчас-то, именно сейчас, мои произведения хороши или плохи? Вот что я хочу узнать. Вне зависимости от треклятого исторического процесса. Да тебе бесполезно задавать вопросы. Ты — тот, у кого нет своего собственного мнения и твёрдой жизненной позиции. Только не обижайся. Фэй считает этот хлам произведением искусства. Каждую работу! Скажешь, ошибается? Фэй, подойди, присядь ко мне на колено.
Девушка, не выпуская из рук бутылку, повиновалась. Коул схватил её за бедро, чтобы удерживать равновесие. Фэй ухмыльнулась.
— Слушайте, я же ничего не знаю о её вкусах! Кто она? Художественный критик? Извините, не в силах вам ответить. И кто может определить ценность этих картин?
— Вот тебя и спрашиваем! — расхохотался тот.
— Пусть они имеют ценность для вас с Фэй. Это исчерпывает проблему?
— Да нет же! Это как раз суть проблемы, и я пытаюсь донести её до тебя!
Фэй вмешалась:
— Пэдди, успокойся. Джентльмен ничего не смыслит в искусстве.
— Жаль, сразу не догадался. Налей ещё виски. Вижу полное безразличие к моим рассуждениям. По его мнению, меня занимают поверхностные вопросы, и всё это не имеет значения. Что хорошо и в чём правда? Что есть ценность? Не понимает: я мог бы стать всемирно известным художником. Или просто ничтожеством. Чтобы выяснить, чего я стою, мне нужно признание.
— Но что вы поймёте, сидя в этом забытом богом местечке?
— Забытом богом? Не понимаю, о чём ты. Я по натуре отшельник. Одинок с тех пор, как Бриджит покинула меня. Одиночество тяжело переносить, а справляюсь я благодаря Фэй. На меня можно положиться. Простолюдины пренебрегают одиночеством. Но не я, — с торжествующим видом изрёк Коул.
— Восхищён вашим мировоззрением, — сказал Виктор. Он ненавидел себя за это.
— Теперь проникся? Извини, если нагрубил тебе. Увлёкся. По правде говоря, люблю случайных гостей. Правда, Фэй?
Шумел океан. Виктор думал, что так недолго и с ума сойти. Он ответил, что не имеет ничего против уединения. Да вот только Килберкилти находится уж совсем на отшибе.
— Эй, приятель, я рассказываю о моей чёртовой жизни и призвании. Кстати, а ты-то чем занимаешься?
— Я — руководитель завода по производству роботов и сло-мо.
— Жалкая жизнь!
— А мне вполне подходит. Только что женился, живу в Париже, там мне очень по душе, в отличие от этого захолустья.
Фэй вознегодовала:
— Тут не захолустье! Только в двадцати километрах от Корка! Или в тридцати, если пойти в обход.
— Естественно, предпочитаешь жить в Париже! Ты ведь плейбой, по лицу видно.
— Оскорблён! У меня серьёзный вопрос: кто получает от жизни больше — директор крупного технологического предприятия или безвестный непризнанный художник?
У Коула был готов ответ:
— Жизнь художника ценится выше. Не заставляет никого трудиться, не загрязняет окружающую среду, как ваш паршивый завод!
—
Коул поднялся и открыл дверь:
— Право твоё — остаться или уйти. На самом деле было приятно поговорить с тобой.
Накрапывал мелкий дождик. Коул, стоя в дверях хижины, наблюдал, как Виктор, скользя, взбирается по крутому склону.
Наконец он вернулся в дом, захлопнув за собой дверь.
— Собственно, неплохой парнишка. Хотя вряд ли я ему понравился.
— Ты просто прелесть! — кинулась девушка ему на шею.
Виктор не удивился, что Эсмы не было там, где он её оставил, но его охватило чувство тревоги. Во- первых, он был пьян, хотя и выпил не много, во-вторых, до их прелестного отеля нужно идти пешком как минимум километр.
Отелем заведовала Мари, давняя приятельница Эсмы, знакомая ещё со школы. Виктор надеялся, что молодая жена успела добраться до места до начала дождя и подруга сейчас развлекает свою знаменитую гостью.
Виктор наконец ступил под спасительный кров отеля Килберкилти и обнаружил: Эсма ещё не вернулась. Раздражённый и расстроенный, он поднялся в номер, сбросил промокшую одежду и забрался под душ. Когда же вытерся насухо полотенцем, начал беспокоиться всерьёз. Он представил Эсму, падающую с обрыва в океан. Нет, с ней ничего не могло случиться. Убеждая себя не сходить с ума и успокоиться, проклинал, что так долго выслушивал бредни идиота художника, теряя время. Осознавая ужас происходящего, Виктор быстро оделся, кинулся по лестнице вниз, растолкал Мари и настоял, чтобы вызвали полицию. К нему на подмогу пришёл дружелюбный постоялец гостиницы, до того попивавший что-то в уютном закутке. Раскрыв большой зонт, они отправились на поиски. Смеркалось. Дождь усиливался. Никаких следов Эсмы. И вдруг отчаявшийся было Виктор заметил какой-то чёрный предмет под кустом, растущим на обочине каменистой тропинки.
— Возможно, тело смыло в океан, — произнёс его попутчик.
Виктор думал о том же. Растерянный, он поднял с земли новенькую чёрную туфлю Эсмы с оторванным каблуком.
В отеле их уже ждал полицейский, симпатичный гладко выбритый молодой человек из Корка. В ирландском мире сгустилась тьма.
— Инспектор Дэрроу, к вашим услугам.
Произнеся эту фразу, Дэрроу аккуратно повесил плащ, пригласил Виктора сесть за стол и попросил у горничной чашечку чая.
