разумную синтетическую форму жизни — полноразмерного слугу. Он не просто обладает разумом; он обладает контролируемым количеством разума. Мы уверены, людей испугало бы искусственное существо, равное им по разуму. У нашего слуги в череп встроен крошечный компьютер.
На рынке уже появлялись механоиды с компьютером в качестве мозга — безжизненные пластиковые штуковины, суперигрушки, — но мы нашли способ соединить компьютерные цепи с синтетической плотью.
Дэвид сидел у длинного окна детской, борясь с бумагой и карандашом. В конце концов он бросил попытки и принялся катать карандаш по крышке стола.
— Тедди!
Тедди лежал на кровати у стены под книжкой с движущимися картинками и гигантским пластиковым солдатиком. Голосовая матрица хозяина активизировала его, и Тедди сел.
— Тедди, я никак не придумаю, что написать!
Медвежонок сполз с кровати, вразвалку подошел к Дэвиду и уцепился за его ногу. Дэвид поднял его и посадил на стол.
— А что ты уже написал?
— Я написал… — Дэвид поднял листок и пристально всмотрелся в написанное. — Я написал: «Дорогая мамочка, надеюсь, у тебя сейчас все хорошо. Я люблю тебя».
Наступило долгое молчание, наконец медвежонок заговорил:
— Неплохо. Спустись вниз и отдай ей. Вновь долгое молчание.
— Это не совсем правильно. Она не поймет. Внутри медвежонка крошечный компьютер принялся перебирать варианты.
— Может, написать цветными карандашами? Дэвид смотрел в окно.
— Тедди, знаешь, о чем я думаю? Как отличить, какие вещи настоящие, а какие ненастоящие?
Медвежонок поразмыслил.
— Настоящие вещи — хорошие.
— Я вот думаю, а время, оно хорошее? Мне кажется, мамочка не очень любит время. Однажды, много дней назад, она сказала, что время проходит мимо нее. Время настоящее, Тедди?
— Часы показывают время. Часы — настоящие. У мамочки есть часы, значит, она должна любить их. У нее на запястье часы, рядом с коммуникатором.
Дэвид принялся рисовать на обороте письма самолет.
— Мы с тобой настоящие, Тедди, правда ведь? Медвежонок уставился на мальчика неморгающими глазами.
— Мы с тобой настоящие, Дэвид. — Программа требовала, чтобы он поддерживал у хозяина хорошее настроение.
Моника медленно бродила по дому. Вот-вот должна прийти дневная почта. Она набрала на коммуникаторе номер — ничего. Нужно подождать еще несколько минут.
Можно взяться за рисование. Или позвонить кому-нибудь из подруг. Или просто подождать, пока вернется Генри. Или пойти поиграть с Дэвидом…
— Дэвид!
Нет ответа. Она позвала снова. И еще раз.
— Тедди! — окликнула она строгим голосом.
— Да, мамочка! — Через мгновение мохнатая голова Тедди появилась наверху лестницы.
— Тедди, Дэвид в своей комнате?
— Дэвид пошел в сад, мамочка.
— Спускайся сюда, Тедди.
Она нетерпеливо ждала, пока мохнатое тельце спустится со ступеньки на ступеньку на коротких неуклюжих лапах. Когда Тедди наконец подбежал к ней, Моника подняла его и отнесла в гостиную. Медвежонок в ее руках был совершенно неподвижен, он не сводил с нее глаз. Моника ощущала легкую вибрацию моторчика.
— Встань здесь, Тедди, я хочу поговорить с тобой. Моника опустила медвежонка на стол, и он встал, как она просила, передние лапы вытянуты в вечном приглашении к объятию.
— Тедди, Дэвид просил тебя сказать мне, что он пошел в сад?
Цепи в мозгу медвежонка были слишком незатейливы, чтобы лукавить.
— Да, мамочка.
— Выходит, ты соврал мне.
— Да, мамочка.
— И прекрати называть меня мамочкой! Почему Дэвид избегает меня? Он ведь не боится меня?
— Нет, он любит тебя.
— Почему мы не можем общаться?
— Потому что Дэвид наверху, а мы здесь.
Ответ ошарашил ее. Какой смысл тратить время на разговоры с этой машиной? Почему бы просто не пойти наверх, не взять Дэвида на руки и не поговорить с ним, как любящая мать с любимым сыном? Тишина дома давила на Монику, в каждой комнате царила своя, особая тишина. На верхнем этаже что-то мягко двигалось. Дэвид… он пытается спрятаться от нее, не попасться ей на глаза…
Речь понемногу приближалась к концу. Гости слушали внимательно, то же и пресса, занявшая два ряда стульев у стены. Репортеры записывали каждое слово Генри и время от времени фотографировали его.
— Наш синтетический слуга будет, во многих смыслах, компьютерным продуктом. Без знания генома мы никогда бы не разработали сложной биохимии синтетической плоти. А в его черепе скрыт компьютер, микроминиатюризированный компьютер, способный справиться практически с любой ситуацией в доме. С некоторыми оговорками, конечно.
Снова раздался смех — многие из присутствующих помнили жаркие дебаты, разгоревшиеся в руководстве «Синтанка», прежде чем было принято решение не снабжать слугу признаками пола.
— Наряду с триумфами нашей цивилизации — ну и, конечно, наряду с острой проблемой перенаселения, — печально видеть, что все больше и больше людей страдают от одиночества и изоляции. Наш механический слуга станет спасением для них: он всегда ответит, и даже самая бессмысленная беседа никогда не наскучит ему.
А в будущем мы планируем новые модели — мужского и женского пола, лишенные ограничений первого образца. Это я вам обещаю. Модели улучшенного дизайна, настоящие биоэлектронные существа.
У них будут не только собственные компьютеры, способные к индивидуальному программированию; они будут подключены к Пространству — так мы называем Всемирную компьютерную сеть. У каждого в доме может появиться воистину эквивалент Эйнштейна. С личной изоляцией будет покончено раз и навсегда.
Генри сел под бурные аплодисменты. Даже синтетический слуга, сидящий за столом в скромном, не бросающемся в глаза костюме, с энтузиазмом хлопал в ладоши.
Прижимая к себе ранец, Дэвид осторожно обогнул дом, вскарабкался на вычурную скамейку под окном гостиной и осторожно заглянул внутрь.
Мать стояла посреди комнаты. Лицо ее было каким-то пустым — отсутствие на нем какого-либо выражения испугало Дэвида. Он смотрел не отрываясь. Она не шевелилась, Дэвид тоже. Тедди покрутил головой по сторонам, заметил Дэвида, сполз со стола и направился к окну. При помощи своих неуклюжих лап он в конце концов кое-как открыл его.
Они посмотрели друг на друга.
— Я плохой, Тедди. Давай убежим!
— Ты очень хороший мальчик, Дэвид. Мамочка любит тебя.
Дэвид медленно покачал головой.
— Если она меня любит, то почему я не могу поговорить с ней?
— Дэвид, какой же ты глупый. Мамочка одинока. Вот почему у нее есть ты.
— У нее есть папа. А у меня нет никого, кроме тебя. Это я одинок.
