Юлий повернул назад. Усилк все еще лежал на полу камеры. Юлий нагнулся, подхватил его, поставил в вертикальное положение. Усилк застонал. Видимо, он был в полубессознательном состоянии. Перекинув его руку через плечо, Юлий заставил его кое-как передвигаться. В коридоре, где все еще бушевал капитан, другие священники гнали перед собой свои жертвы. Никто не выражал недовольства внезапным перерывом в их повседневной работе.
Они направились в темноту, как тени. Именно сейчас, в этой суматохе, появилась возможность легко скрыться. А Усилк?
Ярость Юлия затихла, и вместе с тем появилось чувство вины. Им овладело желание доказать Усилку, что он был искренен, предлагая ему помощь.
Решение было принято. Вместо тюремных камер Юлий направился к своему жилищу. В его голове созрел план. Сначала нужно привести Усилка в чувство. Ничего и думать привести Усилка в спальню монахов. Там его быстро обнаружат. Есть более надежное место.
Читая стену, он повернул не доходя до спален, толкая Усилка впереди себя вверх по извивающейся лестнице, которая вела в комнаты отцов-наставников. Высеченный рисунок, по которому скользили пальцы, сообщал ему, где он находится. Он постучал в дверь отца Сифанса и вошел.
Как он и рассчитывал, никого не было в комнате. В это время отец Сифанс был обычно занят в другом месте. Юлий много раз стоял перед этой дверью, но никогда не входил внутрь. Усадив Усилка возле стены, он стал шарить по комнате, ища лампу.
Постоянно натыкаясь на мебель, он наконец нашел ее. Поворотом кремниевого колесика он высек искру и язычок пламени взметнулся вверх. Подняв лампу, Юлий огляделся. В одном углу стояла статуя Акха. В другом углу было оборудовано место для омовений. На полке лежало несколько предметов, и среди них — музыкальный инструмент. На полу расстелен коврик. И больше ничего. Ни стола, ни стульев. В тени располагалась ниша. Даже не заглянув в нее, Юлий догадался, что там находится кровать, на которой спит старый священник.
Юлий принялся за дело. Он обмыл лицо Усилка водой из каменного кувшина и стал приводить его в чувство. Тот выпил воды, но его тут же вырвало. На полке лежала твердая лепешка из ячменной муки. Юлий отложил часть для Усилка, а сам съел остальное.
Затем он осторожно тряхнул Усилка за плечо.
— Прости меня за то, что я не сдержался. Но ты и сам виноват. А я в сущности дикарь. Какой из меня священник? Сейчас ты видишь, что я говорил правду. Мы сбежим отсюда. В Твинке обвал и нас вряд ли хватятся.
Усилк лишь простонал в ответ.
— Что ты сказал? Как ты себя чувствуешь? Тебе ведь придется двигаться самому.
— Тебе не удастся обмануть меня, монах, — Усилк взглянул на Юлия через щелки прищуренных глаз.
Юлий присел перед ним на корточки.
Усилк отпрянул.
— Слушай, у нас нет пути назад. Попытайся меня понять. Мне ничего от тебя не надо. Я просто хочу помочь тебе выбраться отсюда. Мы сможем улизнуть через северные ворота, если оба будем одеты монахами. Я знаю жену одного охотника, Лорел, которая может приютить нас на время, пока мы будем привыкать к холоду.
— Я никуда не собираюсь идти.
— Ты должен идти. Сейчас мы находимся в комнате отца-наставника. Мы не можем оставаться здесь. Он не такой уж плохой старикан, но он обязательно донесет на нас, если застанет здесь.
— Ты не то говоришь, Юлий. Твой не так уж плохой старикан умеет хранить тайны.
Резко поднявшись, Юлий оглянулся и оказался лицом к лицу с отцом Сифансом, который бесшумно появился из ниши.
— Отец…
— Я отдыхал. Я был в твинке, когда обрушилась кровля. Что там творилось! К счастью, я особенно не пострадал. Обломок камня лишь немного повредил мне ногу. Могу дать тебе совет: не пытайтесь уйти через северные ворота — стража закрыла их и объявила о чрезвычайном положении, так, на всякий случай, если достопочтенные граждане вздумают совершить какую-нибудь глупость.
— Ты собираешься донести на нас, отец? — От прежних времен, от дней его отрочества, у него сохранился костяной нож, который украсила искусной резьбой его мать, будучи еще в хорошем здравии. Когда он задал этот вопрос Сифансу, его ладонь нащупала под сутаной рукоять ножа.
Сифанс хмыкнул.
— Как и ты, я собираюсь совершить одну глупость. Я посоветую тебе, какой лучше избрать путь, чтобы покинуть нашу страну. Я также советую тебе не брать с собой этого человека. Оставь его здесь, я позабочусь о нем. Все равно он скоро умрет.
— Нет, отец, это человек крепкого закала. Он непременно поправится, если мысль о свободе дойдет до его сознания. Он много пережил. Не так ли, Усилк?
Заключенный пристально посмотрел на них. Его раздувшаяся почерневшая щека закрыла один глаз.
— Но он твой враг, Юлий, и останется им. Берегись его. Оставь его мне.
— То, что он мой враг — это моя вина. Я постараюсь загладить ее, и он простит меня, когда мы будем в безопасности.
Отец Сифанс вымолвил:
— Некоторые не прощают.
Пока они стояли неподвижно друг против друга, Усилк старался подняться на ноги. Наконец, ему это удалось и он встал, тяжело дыша, возле стены.
— Отец, вряд ли я могу об этом просить. Почем знать, может ты являешься одним из Хранителей. Хочешь ли ты вместе с нами уйти во внешний мир?
Глаза священника замигали.
— До моего посвящения в духовный сан я чувствовал, что не могу служить Акхе. Однажды я пытался покинуть Панновал. Но меня поймали, потому что я был растяпой, а не дикарем, как ты.
— Вы никогда не забываете моего происхождения.
— Я всегда завидовал дикарям. И сейчас завидую. Но я потерпел поражение. Меня подвела моя природа. Меня поймали и стали обрабатывать, ну насчет того, как меня обрабатывали, я только скажу, что я тоже человек, но человек, который не может простить. Это было давно. С тех пор я пошел на повышение.
— Пошли с нами.
— Я останусь здесь, мне нужно лечить раненую ногу. У меня ведь на все и всегда есть отговорка, Юлий.
Взяв с полки мелок, Сифанс набросал на стене схему побега…
— Это долгий путь. Вы должны пройти под горою Квинт. В конце концов вы окажетесь не на севере, а на благодатном юге. Если вы останетесь там, вы заживете на славу.
Плюнув на ладонь, он стер со стены знаки и бросил камешек в угол.
Не находя слов, Юлий обнял старого священника и прижал его к себе.
— Мы отправляемся тотчас. Прощай.
С трудом заговорил Усилк.
— Ты должен убить этого человека. Убей его сейчас. Как только мы уйдем, он сейчас же поднимет тревогу.
— Я знаю его и верю ему.
— Это только хитрость.
— Какая к черту хитрость. Не смей так говорить об отце Сифансе. — Эти слова были произнесены с некоторым волнением, потому что Усилк шагнул вперед, а Юлий, протянув руку, преградил ему путь. Усилк ударил его по руке и они некоторое время боролись. Наконец Юлий осторожно оттолкнул Усилка.
— Ну, пошли. Если ты можешь еще бороться, значит можешь и идти.
— Подожди. Я вижу, что мне придется довериться тебе, монах. Докажи, что ты говоришь правду.
