Пролив слезы, он задремал. Через некоторое время, очнувшись, он увидел над собой Лекса, молча гоняющего в ноздрях белые выделения. Фагоры были молчаливы и терпеливы как ни одно живое существо на свете, и эту черту анципиталов советник ценил больше всего; он ненавидел двурогих в целом, но считал их менее обременительными сравнительно со слугами-людьми.
Судя по настольным часам, было около двадцати пяти часов. Советник зевнул, потянулся и накинул на плечи теплое одеяло. За окном над пустым дворцовым двором продолжали мигать зарницы. Дворец спал - весь, до последнего фагора, за исключением, может быть, короля…
– Лекс, я хочу пройти к моему пленнику и поговорить с ним. Тебе придется проводить меня. Ему сегодня давали еду?
Фагор, у которого не дрогнул ни один мускул, а шевелился только рот, ответил:
– Узник накормлен, он сыт, сударь.
Двурогий страж советника говорил низким голосом, растягивая согласные и заставляя их вибрировать, отчего почтительное обращение прозвучало у него «шшжжударрь». Запас алонецких слов двурогого был весьма скуден, но советник, испытывая отвращение к расе анципиталов, принципиально отказывался учить хурдху, дабы подчеркнуть это.
Среди полок, почти сплошь закрывающих стены, имелся вместительный буфет. Шагнув к буфету, Лекс осторожно повернул его на петлях, открыв спрятанную позади железную дверь. Достав из кармана ключ, двурогий не без труда вставил его в скважину и повернул. Железная дверь отворилась; человек и фагор ступили во мрак тайной темницы.
Когда-то давно это был один из покоев. Во времена правления ВарпалАнганола советник приказал заложить и замаскировать снаружи внешнюю дверь этой комнаты, оставив только один вход, из своего кабинета. В окна будущей темницы были вставлены решетки с толстыми прутьями. Снаружи ничего заметно не было - зарешеченное окно терялось в аляповатой мешанине фасада замка.
Здесь в темноте с жужжанием летали или висели, словно спали в душном теплом воздухе, мухи. Мухи ползали по столу, а также по рукам Билли Сяо Пина.
Билли сидел на стуле. Его ноги и руки были прикованы толстой цепью к специальному кольцу, вмурованному в пол. Одежда пропиталась потом. В камере стояли невыносимая духота и вонь.
Вытащив из кармана мешочек с скантимоном, пелламонтейном и другими ароматными травами, СарториИрвраш поднес его к носу, после чего указал фагору на отхожее ведро в углу камеры.
– Вынеси.
Лекс молча повиновался.
Взяв имеющийся в камере стул, советник поставил его так, чтобы оставаться вне досягаемости любых возможных поползновений заключенного, и сел. Опускался советник на стул чрезвычайно осторожно, держась за ноющую поясницу и тихо чертыхаясь. Усевшись, он, прежде чем начать разговор, закурил длинную сигарету с вероником.
– Итак, БиллишОвпин, ты сидишь здесь уже два дня. Пришла пора продолжить беседу. Я - главный советник Борлиена, и в моей власти применить к тебе пытки, если мне вдруг покажется, что ты пытаешься обмануть меня. Ты, как следует из твоего рассказа, не кто иной, как глава города в заливе Чалси, ни больше ни меньше. Когда я решил запереть тебя здесь, ты вдруг заявил, что на самом деле ты птица гораздо более высокого полета - человек, сошедший в наш мир из другого мира. Так кто же ты на самом деле? Кем назовешь себя сегодня? Я хочу знать правду!
Утерев лицо рукавом, Билли ответил:
– Сударь, я знал о вашей тайной комнате прежде, чем ступил на камень двора этого замка, прежде чем вошел в город Матрассил, и это правда, сударь. Вместе с тем я во многом невежда и прежде всего в том, что касается принятого у вас обращения с иноземцами. Я совершил ошибку - не стоило называться чужим именем, представляться другим человеком - но я поступил так, поскольку сомневался, что вы способны поверить в правду, если выложить ее вам сразу, без подготовки.
– Могу сказать без преувеличения, что сам я, возможно, один из величайших искателей правды и радетелей о ней среди людей нашего несчастного века.
– Сударь, я знаю. И коль скоро это так, освободите меня. Позвольте мне следовать за королевой. Я никому не собираюсь причинить вреда, зачем держать меня в заключении?
– Я держу тебя здесь потому, что надеюсь узнать от тебя кое-что, возможно, полезное и ценное. Поднимись-ка.
Пленник поднялся, и советник внимательно его рассмотрел. Да, парень действительно выглядел необычно. Его сложение было более плотным, чем у коренных жителей Кампаннлата, хотя в то же время его нельзя было назвать уродом вроде тех чурбанообразных толстяков, которых обычно показывают за деньги на ярмарках и чьи предки, по слухам, не переболели костной лихорадкой, которую обязательно перенесли почти все жители Гелликонии.
Оттассольский друг-приятель советника, анатом КараБансити, будь он сейчас здесь, сказал бы, что у пленника отмечается необычно скругленная структура скелета. Кожа молодого человека была гладкой и малозагорелой, нос-пуговка, обожженный солнцем, уже начинал шелушиться. Волосы у парня были тонкими и светлыми.
Кроме того, присмотревшись, можно было заметить в пленнике и некоторые другие отличия, хотя и не столь бросающиеся в глаза, например, его манера держаться не походила на манеру держаться коренных кампаннлатцев. Слушая советника, незнакомец редко смотрел на него, задерживая на нем взгляд более- менее надолго лишь когда говорил сам, хотя причиной тут мог быть и страх. Глаза парня по большей части были устремлены вверх, вместо того чтобы быть обращенными долу. Кроме того, по-алонецки он говорил с незнакомым акцентом, на иноземный манер.
Все это советник отметил для себя, прежде чем продолжить:
– Расскажи мне о мире, с которого, по твоим словам, ты прибыл. Я считаю себя разумным человеком и постараюсь выслушать и понять все, что ты скажешь, каким бы невероятным этот рассказ мне ни показался.
Неудачно затянувшись, советник поперхнулся дымом.
Вернувшись с пустым ведром, Лекс поставил его на прежнее место и замер у стены, устремив взгляд вишневых глаз в точку, находящуюся где-то далеко в бесконечности за пределами темницы.
Билли снова опустился на свой отчаянно скрипевший стул. Положив закованные в кандалы руки на стол перед собой, он заговорил:
– Милостивый сударь, повторяю - я спустился с мира, во много раз меньшего, чем тот, где мы с вами сейчас находимся. Он сравним, может быть, с гранитным утесом, на котором стоит Матрассильский замок. Мой мир называется Аверн, но вашим астрономам он известен под другим именем, Кайдау. Так вот, обращаясь вокруг Гелликонии по круговой орбите высотой пятьсот километров, мой мир облетает ее за 7770 секунд, и его…
– Стоп, стоп. Так на чем же этот твой холм стоит, на воздухе, что ли?
– Нет, там, где летает Аверн, воздуха уже нет. Мой мир состоит из металла, и его можно назвать луной вашей планеты. В алонецком такого слова нет, поскольку у Гелликонии нет естественного спутника. Аверн обращается вокруг Гелликонии по орбите подобно тому, как сама Гелликония облетает раз за разом Беталикс. Так же как Гелликония, мой мир несется сквозь безвоздушное пространство, и так же как движение Гелликонии, его движение не прекращается никогда. Остановившись, Аверн упадет на вашу землю под действием силы тяжести. Вы понимаете, о чем я веду речь, сударь? Вам ведь известны основные принципы механики, управляющей движением небесных тел, Гелликонией, Беталиксом, Фреиром?
– Я понимаю, о чем ты говоришь, чужак, не сомневайся.
Советник прихлопнул муху, опустившуюся на его лысину.
– Да будет тебе известно, что ты разговариваешь с автором знаменитой «Азбуки Истории и Природы», книги, в которой я пытаюсь установить взаимосвязь всех знаний мира. Общая суть мирового знания мало кому ясна, таких людей считанные единицы, и я осмеливаюсь относить себя к их числу. Я знаю, что Беталикс и Фреир кружат около общего центра, в то время как Аганип, Ипокрен и Копэйс вместе с Гелликонией носятся по своим кругам вокруг Беталикса. Скорость обращения планет-сестер нашего мира пропорциональна их статусу и удаленности от родительского бока Беталикса. Кроме того, по бытующему мнению, все миры-сестры в свое время вышли из лона Беталикса, как человек выходит из лона матери и как
