вроде «Путь Аганипа».
Часы, которые продемонстрировал им Билли, фагоры рассмотрели, но прикасаться к ним не захотели. Когда разговор зашел о часах, Билли долгое время обходил двурогих одного за другим, пока все желающие не рассмотрели его браслет с цифрами. Объяснения по поводу того, что три группы цифр означают время Гелликонии, Земли и Аверна, не произвело на фагоров никакого впечатления. Как и фагоры, встреченные им в лесу под Матрассилом, подземные обитатели не пытались забрать у него прибор, и уже очень скоро разговор зашел совершенно о другом.
Глаза Билли слезились, из носа не переставая текло - у него открылась аллергия на шкуры двурогих, о которые ему пришлось долгое время тереться лицом.
Постоянно чихая, Билли пересказал своим похитителям все, что ему было известно о текущем положении дел на Гелликонии. Страх заставлял его выкладывать все что можно. Как только в словах Билли встречалось что-либо понятное двурогим, те немедленно проявляли интерес и задавали вопросы. Получив в той или иной степени исчерпывающий ответ, кзаххн снова уходил в себя, чтобы рассказать об узнанном своим кератиновым предкам, которые, очевидно, были чем-то вроде хранителей родовых знаний - в этом Билли был не слишком силен, так как на Аверне фагоры не были его специализацией.
Скажут ли ему когда-нибудь о том, что эти священные пещеры под холмом Матрассильского дворца занимают в зависимости от сезона года то фагоры, то сыны Фреира (например, в ту минуту, когда он, с огромным трудом стараясь подстраиваться под стиль речи двурогих, вел рассказ о том, как и каким образом происходит смена времен года)? Когда-то давно, в другой жизни, он сварливо хвастал, что на Аверне ему не хватает в противники существа иной природы; теперь же, оказавшись в одиночестве среди сотен этих иных существ, с которыми когда-то жаждал встречи, он сходил с ума, чувствуя, как голова пухнет от необходимости изъясняться одновременно и на хурдху, и на родном, и на вневременном, переходя от точной науки к отвлеченным понятиям.
Прислушиваясь к речи фагоров, Билли иногда ловил себя на том, что потрясен и озадачен, как ребенок, внезапно открывший, что его домашний зверек умеет разговаривать.
– Нет никаких оснований предполагать, что негармонично-диаметральные и ужасающе сильные колебания климата, происходящие со сменой времен Великого Года, это мстительные проделки сынов Фреира. Выживание, и только оно, - наша единственная задача. Внимание к тому, что может случиться в любой момент, не дает нам заняться ничем другим. Смертоносный Фреир безжалостно полыхает в небе. Кзаххн ЯндолАнганол в Борлиене стоит на стороне фагоров, и защита в борлиенских пределах нам обеспечена. В свою очередь народ двурогих, сознавая свой долг перед кзаххном Борлиена, считает себя обязанным поставлять вооруженные отряды для поддержки его военных начинаний. Таков наш путь к выживанию в нынешнее неблагоприятное время Года. Тебе, Билли, наш совет проявлять в общении с кзаххном ЯндолАнганолом, во всем предпочитающим потакать своим порывам, особую осторожность, дабы избежать напрасных мучений. Внял ли ты нашим речам верно?
Путаясь в предложениях, переполненных именами существительными, Билли попытался донести до сознания двурогих свою невиновность. Однако вопросы вины и понятие «невиновность» находилось вне пределов «умвелта» двурогих. Билли все больше запутывался, волнуясь и запинаясь, и недоумение росло, а атмосфера наполнялась враждебностью.
За враждебностью двурогих крылся страх - страх особого, неличностного характера. Фагоры видели, что король ЯндолАнганол слаб и слабость эта способна подтолкнуть короля к союзу с Олдорандо, скрепленному династическим браком, и страшились этого. Как только дочь двора Олдорандо станет женой короля Борлиена, в обоих государствах фагоров объявят вне закона. Ненависть, которую питала к двурогим столица Олдорандо, была давным-давно известна всем и каждому, и менее известной, хотя и не менее сильной была ненависть фагоров к этой столице, называемой ими на вневременном Хррм-Бххрд Йдохк.
В то время как собственные дела анципиталов оставались для людей полнейшей тайной - да попросту белым пятном, - двурогие были осведомлены в делах людей очень хорошо. Люди, высокомерно пренебрегая фагорами, вовсе не замечали их рядом с собой, и двурогим часто удавалось присутствовать на совещаниях секретных и государственной важности. При этом самый неуклюжий рунт мог быть отличным шпионом.
Поначалу, представ перед неподвижными величественными фигурами двурогих, Билли решил, что его взяли в заложники в надежде получить выкуп и, быть может, заставить короля изменить решение жениться на принцессе-олдорандке; но постепенно до него дошло, что король вряд ли знает или оповещен о его существовании.
Едва смолкнув, он сразу смекнул, какая новая опасность угрожает ему. Если фагорам известно, что присутствие Билли во дворце - личная тайна советника СарториИрвраша, они могут оставить его здесь, в тюрьме еще более страшной, чем предыдущая. Додумать эту мысль ему не дали косматые представители совета, чьи вопросы вдруг неожиданно вернулись к проблемам пленения Фреиром Беталикса, как казалось, обостренно их интересовавшим.
Если он прибыл не с Фреира, тогда, может, с Т'Сехн-Хрр? На этот вопрос он не сумел ответить. Что они понимали под Т'Сехн-Хрр - Аверн-Кайдау? Как выяснилось - нет. Фагоры попробовали объясниться - безрезультатно; потом прояснить истину попытался сам Билли. Т'Сехн-Хрр так и остался тайной. Не в силах что-либо понять, Билли словно остался один на один с торчащими вдоль стен кератиновыми фигурами, обреченный раз за разом твердить одну и ту же фразу медленно затихающим голосом. Разговор с фагорами напоминал потуги постичь вечность. Совет снова приказал подручным провести пленника между рядами фагоров - Билли останавливали тут, заставляли поворачиваться на месте там. Его снова попросили показать присутствующим наручные часы с тремя рядками мигающих знаков. Ни один из двурогих даже не попытался прикоснуться к часам Билли или, тем более, забрать их у него, словно страшась разрушительной силы этого прибора.
Все еще мучительно подыскивая слова для объяснения, Билли вдруг обнаружил, что совет во главе с кзаххном собирается уходить. В его голове опять заклубился туман. Очнувшись через некоторое время, он обнаружил, что снова сидит на знакомом скрипучем стуле за обшарпанным столом. Вздохнув, он опустил голову на скрещенные руки, как когда-то недавно. Гиллота вернула его в темницу советника. За узким окошком занимался бледный рассвет.
Лекс уже снова был здесь, обезроженный, выхолощенный, верный и почти покорный.
– Тебе следует лечь в постель на период сна, - участливо подсказал он Билли.
Билли разрыдался. И заснул в слезах.
Растекшись во всю возможную ширь и длину, туман повернул к реке Валворал, чтобы мягко опуститься на оплетающие оба ее берега джунгли. Ничего не ведая о национальных распрях, туман свободно проник на территорию Олдорандо. Здесь, устремляясь далее, туман встретил на своем пути «Лордриардрийскую деву», идущую на юго-восток, к Матрассилу, и дальше, вниз по течению, к морскому простору.
Выгодно распродав свой ледяной груз в Олдорандо, плоскодонное судно держало курс на столицу Борлиена и Оттассол: на борту оно несло соль, шелк, узорчатые коврики и гобеленовые ткани всевозможных расцветок, голубой гаут из озера Дорзин в бочках с колотым лордриардрийским льдом, резные безделушки из кости и дерева, часы, кость, рог и множество сортов шерсти. Плывущие вместе со своим товаром купцы размещались в небольших каютах на верхней палубе. Один странствовал вместе с попугаем, другой - с новой любовницей. Самую лучшую каюту занимали владелец судна, Криллио Мунтрас, знаменитый ледяной капитан из Димариама, и его сын, Див. Див, молодой человек с безвольным подбородком, к огромному сожалению отца неспособный унаследовать его энергию и успех в жизни, несмотря на все попытки ледяного капитана воодушевить его и подвигнуть к занятиям семейным делом, сидел, рассматривая медленно проплывающую мимо смутную линию берега. Расположился он прямо на влажной от ночного тумана палубе, не обращая внимания на подмокшие штаны. Отец Дива сидел неподалеку на плетеном стуле из пенькового каната, наигрывая на двухструнной клосе - он извлекал из инструмента намеренно сентиментальные мелодии, поскольку это плавание было для него последним перед уходом на покой. Аккомпанируя себе на клосе, Мунтрас тихо запел приятным тенором.
На палубе, помимо слоняющихся пассажиров, находился и один аранг, предназначенный на ужин мореходам. Все пассажиры, кроме, естественно, аранга, по мнению ледяного капитана, были людьми уважаемыми и честными торговцами.
Туман, стлавшийся над Валворалом, полностью скрывал воду, и казалось, что корабль движется по реке из молочной дымки. У крутых скальных утесов Кахчаззерх туман немного рассеялся, и в разрывах проглянула
