пока не было видно. Они слышали только шум мотора и до боли напрягали зрение. Самолет появился на малой высоте, с севера. За ним шел другой.
— Двое! Двое!
Первый самолет приземлился, все ждали, кто выйдет из кабины. Но они узнали его только, когда од отцепил парашют и направился к ним.
— Финн!
И другой самолет приземлился.
— Это самолет Вэйна, — сказал Констэнс. Они ждали, пока летчик выйдет и повернется в их сторону.
— Это Брюер, — сказал Тэп.
Значит, не хватало только Вэйна и Соута… Один рухнул на землю в горящем самолете, другой выбросился с парашютом.
Брюер на ходу хлопал руками.
— Чертовски замерз. Кто вернулся? — спросил он.
— Все, кроме Вэйна и Соута.
— Я видел, как Соут выбросился с парашютом, — сказал Финн. — Я провожал его некоторое время вниз.
— Ну, а Вэйн чуть не свалился на меня, когда загорелся и падал, — сообщил Брюер.
Итак, это был Вэйн. Кто-то в Австралии будет горевать. У нас вышло из строя три летчика и четыре машины, думал Квейль. А может быть, и пять, если принять во внимание, в каком состоянии машины. Интересно, пришлют ли пополнение? Может быть, сюда направят остальные три «Гладиатора» из нашей эскадрильи? Мало толку, если семерым придется драться против такой массы «42», как сегодня. И сбивать только бомбардировщики… Бедняга Вэйн… Эх, что уж тут…
На большом грузовике, который греки предоставили для команды обслуживания, они отправились в Ларису. По дороге не разговаривали, главным образом потому, что в грузовике это было трудно. Когда приехали в пустовавшую новую гостиницу, куда они перебрались, их ждало разочарование, так как там не было ни людей, ни света, ни тепла. Они дрожали от холода и от пронизывающей сырости. Хикки подъехал как раз, когда они вылезали из грузовика. Они спросили, как себя чувствует Горелль, и Хикки ответил, что, по-видимому, все обойдется благополучно.
Увидев Финна и Брюера, он улыбнулся.
— Остаются, значит, только Вэйн и Соут, — сказал он.
— Это у Вэйна загорелась машина, — объяснил ему Тэп.
— А на парашюте выбросился Соут? Он, да?
— Да. Финн видел его, — подтвердил Квейль.
— Как сбили Вэйна? — спросил Хикки.
— Надо полагать, что его подбили, когда он вышел из пике как раз под одной из «Савой», — сказал Тэп. — Я не знал, что это был он. Очевидно, он вслед за мной бросился под «Савойю» на выручку к тебе.
— Так. Пойдемте ко мне и выясним все подробно, — сказал Хикки.
Да, сейчас они все выяснят. Каждый расскажет, что он делал и что он видел. Один за другим они расскажут обо всем. А пока они сидели и ждали, что скажет Джон Квейль. Они всегда уступали первое место Квейлю и совсем не потому, что он был старшим по чину или держал себя начальнически. Это делалось как-то само собой. Хикки это замечал, но сами они — нет. Тэпу вообще было все равно. А Ричардсон и другие просто ждали, что скажет Квейль, прежде чем высказать свое мнение. Констэнс, тот ждал случая похохотать, когда кто-нибудь расскажет смешной эпизод. Брюер, растянувшись на постели с ногами, ждал, чтобы кто-нибудь начал. Ему тоже было все равно, просто Квейль обычно точно знал, что случилось, а потому лучше подождать, что скажет он. Это упрощало дело. Пока Квейль и Хикки взаимно проверяли свои наблюдения, Финн повернулся к Ричардсону.
— Ты видел Вэйна? — спросил он.
Ричардсон взглянул на него своими большими глазами и медленно покачал головой:
— Нет, не видел. Не он ли был над нами?
Херси, сидя на полу, выдергивал гвоздь из сапога. Он смешно сморщил лицо и казался гораздо старше других.
— Он был в другой стороне, — сказал Херси.
— Начнем, — сказал Хикки, обращаясь ко всем. — Выясним все, как следует. Квейль говорит, что он сбил два бомбардировщика и, возможно, еще один, четыре истребителя и, возможно, еще два.
Это послужило началом. Один за другим они рассказывали, кто что сбил. Ричардсон заявил, что сбил двух бомбардировщиков и, возможно, одного «42». Финн сбил двух «42» и, возможно, еще одного. Херси сообщил, что, вероятно, сбил одного бомбардировщика и, наверное, двух «42». Брюер тихо сказал, что, по его мнению, он сбил одного «42», и Квейль подтвердил: «Да, точно, сбил; я видел, как падал сбитый им истребитель». Брюер еще сказал, что он видел, как Соут сбил одного до того, как ему пришлось выброситься с парашютом.
Заслушали индивидуальные заявки, потом обсудили все в целом и, наконец, дали Хикки подвести итоги. Сам Хикки сбил одного бомбардировщика и двух истребителей.
— Результаты неплохие, — сказал он. — Пять бомбардировщиков, десять истребителей и, возможно, еще восемь. А как наши машины? — спросил он Херси, уже вставшего с пола.
— Ну что ж, — сказал Херси без всякого выражения. — Самолеты Соута и Вэйна погибли. Самолет Горелля ничего, но самолет Тэпа пострадал. Недостает двух стрингеров за кабиной.
Херси начал снимать с себя комбинезон и вдруг заметил кровь на запястье.
— А я все думал, что это там мокрое, — удивился он.
— Ну и крепкий ты парень, — заметил Тэп.
— Да это простая царапина, дружище, — сказал Херси смеясь.
— Как ты думаешь, Хикки, — спросил Тэп, — долго Горелль будет лежать?
— Думаю, что порядочно, — ответил Хикки, отрываясь от записной книжки. — Его, вероятно, отправят в Египет.
— А как тебе удалось его подобрать? — спросил Квейль.
Он знал, что Хикки сам не расскажет, если его не спросить.
— Я заметил, что он задумался и стал терять высоту. Я дал ему направление и привел за собой.
— А теперь пожрать бы чего-нибудь, — сказал Тэп. — У кого есть деньги?
— Можно пойти туда, где мы были вчера, — сказал Квейль.
У них набралось достаточно денег, чтобы заказать по блюду каждому. Хикки отправился в греческий штаб, чтобы передать в Афины донесение. Остальные пошли пить оузо. Едва они вошли, официант на минуту скрылся и вернулся с австралийским греком Георгиосом.
— Дорогие друзья, — сказал Георгиос, входя в зал. — Наши хотят знать, много ли вам удалось сегодня сбить итальянцев?
— Двадцать или тридцать, — ответил Тэп и опрокинул рюмку: — Садитесь, выпьем!
— Благодарю вас, — сказал Георгиос. Он кого-то искал. — Вы, действительно, немного очистили воздух. — Он снова поглядел по сторонам. — А где же мой австралиец?
Тэп посмотрел на Квейля. Финн и Брюер, спорившие в другом конце стола, сразу прекратили спор. Квейль поднял голову — все выжидающе смотрели на него.
— Его сбили, — ответил Квейль Георгиосу.
— Да? Сбили?
— Да, — сказал Квейль.
Георгиос отвернулся. Потом обвел глазами летчиков и сказал скороговоркой:
— Хороший был парень. По-настоящему хороший.
— Да, — тихо сказал Квейль. — Хороший.
— Очень, очень жаль, — пробормотал Георгиос. Он повернулся и поспешно вышел из зала. По спине Георгиоса Квейль видел, что в душе у него происходит борьба между чувствительным греком и равнодушным австралийцем, и он так и не узнал, какая половина души его победила, потому что так и не
