над аэродромом, и увидел большую пачку посыпавшихся бомб. Он понял, что итальянцы нашли аэродром. А они не замаскировали ни самолетов, ни большой палатки, в которой жил наземный персонал, как обычно маскировали греки, и в такое ясное утро итальянцы не могли не обнаружить аэродром.
— Они взялись за дело всерьез, — объявил Тэп, поднимаясь на ноги.
Шагах в двадцати от них на дороге зияла огромная воронка от стофунтовой бомбы, но так как почва была мягкая, то бомба глубоко врезалась в нее и взрывная волна устремилась вверх, а не по горизонтали; поэтому она их и не задела. Квейль услышал гул мотора и опять распростерся на земле. Тэп последовал его примеру. Но самолет оказался истребителем, и до них донесся лишь треск пулемета, обстреливавшего на всякий случай площадь. Они встали на ноги.
— Наконец-то они вспомнили о нашем городке, — сказал Тэп.
— Но сбросили не так уж много, — сказал Ричардсон. Он со смехом стряхивал грязь со своей пышной шевелюры.
Квейль огляделся по сторонам. Виден был белый дым и прежние линии улиц, хотя повреждения были немалые. На боковой стене госпиталя были новые шрамы от осколков и чернело огромное пятно от взрыва. Гостиница издали казалась разбитой.
— Хотел бы я знать, что делается на аэродроме. Надеюсь, ребята не оставались в палатке, — сказал Квейль.
Из подъезда гостиницы вышел Хикки. Он не вставал с постели во время налета. Подойдя к летчикам, он сказал:
— Судя по звуку, были разрывы недалеко от аэродрома.
— Или на самой площадке, — сказал Брюер. Он был красный с головы до ног от засыпавшей его глины, — он лежал поодаль от других.
— Надо поехать туда, — сказал Хикки.
Они сели в автобус и поехали на аэродром, лавируя между воронками. По дороге они видели раненых, которых выносили из разрушенных домов; жителей, из которых одни плакали, а другие бесновались от злобы и бегали взад и вперед, неизвестно куда и зачем; исковерканные останки автомобилей, нагроможденные кучей, и дым, вырывавшийся из горящего белого дома вблизи ресторана, в котором были выбиты все окна и сорваны два столба на веранде. Такая картина была всюду по дороге на аэродром, и всюду на дороге зияли воронки.
Когда автобус остановился, Уайтер, старший сержант, подошел к Хикки.
— У вас все благополучно? — спросил он.
— Все. А у вас?
Летчики вышли из автобуса.
— Два из них, — рассказывал Уайтер, — подошли совсем близко. Сбросили бомбы на аэродром, несколько осколков попало в палатку. И больше ничего. С их меткостью не попадешь даже кулаком в стену.
На площадке кое-где чернели воронки, но «Гладиаторы» стояли далеко в стороне, на большом расстоянии друг от друга.
— На этой бомбежке мы заработали пару овец, — сказал Уайтер. — Их убило волной и отшвырнуло прямо нам в руки. Старик пастух прямо рыдал от горя, и мы купили у него убитых овец за сто драхм.
— Как вы вообще тут живете? — спросил Хикки.
— Ничего, с одеялами плохо, но кое-как устроились, Когда должны доставить продовольствие?
— Обещали сегодня.
— На самолете?
— Не думаю, — сказал Хикки. — А у вас уже ничего нет?
— Ничего. Приходится покупать хлеб и мясо в деревне.
— Черт знает что! — возмутился Хикки. — Я поговорю сегодня об этом с Афинами.
— Мастере очень страдает от язв, которые он нажил в пустыне, — сказал Уайтер.
— Он здесь?
— Да, сэр.
Уайтер позвал Мастерса, бледного юношу с гладкими черными волосами и мягкими чертами лица. Вид у него был совсем больной. Кисти его рук были неумело забинтованы, и он двигал ими с таким трудом, как будто повреждена была вся рука до плеча.
— Как дела, Мастере? — спросил Хикки.
— Ничего. Вот только не могу свободно двигать руками, — ответил он.
— А что если съездить к доктору Андерсону?
— Сейчас?
— Да.
— А как я доберусь обратно?
— Доставим. А я похлопочу насчет продовольствия, — добавил Хикки, садясь в машину.
Андерсон оказался в госпитале; туда тянулись по дороге вереницы больных и раненых. Не легко было отыскать доктора среди царившего здесь хаоса, раненых приносили со всего города и клали прямо на пол в прихожей. Андерсон делал операцию, когда они отыскали его и сказали о Мастерсе.
— Поглядите только, что здесь делается, — ответил доктор. — Приходите с ним после завтрака.
Они оставили Мастерса в ресторане и во главе с Хикки отправились в штаб, чтобы получить приказ на сегодня. Приказ уже ждал их.
Им приказано было вылететь в зону Эльбасана и патрулировать ее, ожидая вражеские бомбардировщики. Разведка установила, что именно здесь была итальянская авиационная база и что на днях прибыли три новых эскадрильи для поддержки большого наступления, которое итальянцы начали на центральном участке фронта. По-видимому, противник намерен был развернуть операции в широком масштабе.
Эскадрилья стартовала между воронками и полого набрала высоту, держа курс на север. На небе не было ни единого облачка, только над вершинами гор белела легкая пелена, порожденная резкими токами теплого воздуха. Это было похоже на возвращение в школу после долгих летних каникул. Звенья еле соблюдали строй, — так все обленились.
Хикки вел их широким кругом, держась все время за горами. Они патрулировали минут двадцать, бомбардировщиков нигде не было видно. И вдруг Квейль заметил далеко внизу два самолета, руливших на аэродроме; казалось, что это ползают муравьи. Хикки тоже увидел их, — он развернулся и пошел в сторону аэродрома.
Около двадцати бомбардировщиков вместе с группой истребителей выстраивались на площадке, собираясь стартовать звеньями. Было какое-то чудо, что «Гладиаторы» беспрепятственно подошли к городу и начали снижаться. Лишь когда они снизились до одиннадцати тысяч футов, вокруг них стали рваться снаряды зенитных орудий. Квейль увидел, как Хикки качнул самолет, подавая сигнал, и ринулся вниз. Квейль бросил быстрый взгляд на аэродром: первое звено бомбардировщиков как раз отрывалось от земли.
«Гладиаторы» шли вниз сквозь черные разрывы снарядов, самолет Квейля два раза чуть не поразило, но Хикки вел их точно, и они прорвались сквозь заградительный огонь. Тогда они перешли в более крутое пике, из которого Хикки вышел над первым десятком бомбардировщиков. Те отчаянно набирали высоту и открыли бешеный огонь по «Гладиаторам» еще до того, как приблизились к ним на расстояние выстрела. Хикки не открывал огня, пока не нацелился на одного из них, — тогда он всадил в него затяжную очередь из пулемета. Констэнс шел вслед за Хикки, он атаковал тот же самолет, и именно он попал в пилота и этим решил судьбу бомбардировщика. «Савойя» камнем рухнула на землю.
Итальянцы сблизились, извергая потоки трассирующих пуль. Они понимали, что попали в ловушку, так как не успели набрать высоту.
Ричардсон с борта атаковал один бомбардировщик и почти разрезал его пополам. «Савойя» сразу потеряла скорость, задрала нос и стала падать.
«Савойи» безнадежно ждали «КР—42», которые должны были поспешить к ним на выручку. Англичане тоже высматривали их, потому что драться на такой небольшой высоте — дело нешуточное. Квейль находился на высоте не больше пятисот футов и не мог подняться выше, так как Хикки не поднимался выше. Снова развернувшись, он ринулся на вражеские бомбардировщики в тот момент, когда их атаковали, выйдя
