положиться. И разговариваю с вами пока что частным образом, хотя вы знаете, что в армии не принято, особенно в военное время, предоставлять офицеру право выбора и считаться с его вкусами, давая ему задание. — Черч пожал плечами, отвечая собственным мыслям. — Не знаю, право, как вам объяснить… Время от времени тебе попадается дельный человек, и важно оценить его по достоинству. Может, вы и рождены для геройских дел. Не знаю. Во всяком случае, вы унаследовали часть легендарной славы Пикеринга. Но мне лично кажется, что при желании вы можете пойти куда дальше, чем он.
Мы даем вам эту возможность. Но если мы признаем ваши способности, если мы согласны с ними считаться, вы, со своей стороны, должны помнить о вашей новой, теперь уже значительно возросшей ответственности. Со всем, что осталось от дорожно-топографического отряда, должно быть покончено. И, как я уже говорил, вам придется работать в тесном контакте с генералом Уорреном и со мной. Другими словами, Скотт, из кочевника пустыни вы превратитесь в командира регулярной армии с соответственным положением, званием и властью.
Черч повернулся к нему и наградил его улыбкой — странная награда!
— Я лично хотел бы выразить надежду на то, что наша… наше взаимопонимание будет расти и укрепляться. — Тон у генерала был все-таки суховат. — В том случае, конечно, — поспешно добавил он, — если вы примете это назначение. Мне вряд ли стоит подчеркивать, что ваше «да» или «нет» распространяется не только на данное поручение. От вашего решения зависит очень многое для вас лично.
Последние слова были произнесены даже с некоторым жаром.
— Ну? — сказал генерал. Улыбка уже не скрывала его раздражения.
Скотт сидел неподвижно, более неподвижно, чем когда бы то ни было в своей жизни; тело его напряглось словно для прыжка, но с душевной медлительностью было покончено, покончено раз и навсегда.
— Я не думаю, генерал, что смогу взять на себя это поручение.
— Как вы сказали? — генерал даже слегка рявкнул от неожиданности. — Не можете или не хотите?
— Предполагалось ведь, что мне предоставляется право выбора?
— Генерал Уоррен предоставил вам это право.
— Ну вот я и отказываюсь.
— Вы считаете, что это задание невозможно выполнить?
— Нет, почему же? Думаю, что оно выполнимо.
— Тогда, может быть, у вас нет доверия ко мне лично? — желчно спросил Черч.
— Дело и не в этом, — осторожно ответил Скотт, а потом сухо добавил: — Может быть. Не знаю.
— Вы понимаете, от чего вы отказываетесь?
— Да, сэр. Понимаю.
— Тогда вам следовало бы подумать о вашем долге!
— Все зависит от того, генерал, как понимать свой долг, — ответил Скотт резче, чем ему бы хотелось. Он предпочел бы окончить беседу без скандала.
Но генерал заулыбался и потер руки, словно шутка зашла слишком далеко:
— Ну что ж, Скотт, я могу вам разъяснить, в чем состоит ваш долг. Ваш долг — делать то, чего мы от вас требуем. Служить так, как вам надлежит служить. Тут ведь, по сути дела, нет выбора. Пока вы находитесь у меня в подчинении, вы будете выполнять то, что, по моему разумению, вы сумеете выполнить; то, чего мы от вас потребуем. Я только жалею, что вы предпочли служить не как равный, а как человек случайный и подневольный. Но раз так, извольте явиться ко мне завтра утром, в десять ноль-ноль. — На миг Черча прорвало. — Вы дурак! — сказал он злобно. — Мы предоставили вам возможность стать человеком! Досадно, что теперь вам придется только подчиняться приказу, стать простым исполнителем, рядовым солдатом вместо того, чтобы пользоваться властью и привилегиями. Все! Можете идти.
Скотт встал. Он протянул руку за своим поясом. В него был завернут пистолет, он лежал на столе. Скотт стал застегивать пояс.
Теперь он мог себе ответить на мучившие его вопросы: и относительно Гамаля, и относительно Куотермейна, и себя самого, и бессмысленной гибели людей. Он даже знал теперь, почему одни англичане не стреляют в других англичан.
Перед ним сидел генерал. Генерал по-отечески увещевал его, шел на уступки и воздавал ему должное. Он хотел поручить Скотту опасное и героическое дело, требующее величайшей сноровки, лестное для любого человека, отвечающее его глубочайшей потребности проявить себя до конца. Беритесь за него, все в ваших руках, сказал генерал, если вы захотите изменить свое положение в жизни, изменить своему будущему, своим надеждам, своим воззрениям, друзьям, вере, склонностям, классу.
«Придите к нам!» — сказал Гамалю полицейский. «Придите к нам», — сказал генерал Скотту. Ответ был один и тот же, только тут не было нужды стрелять. Все, что от вас требовалось, — это отклонить великодушное предложение.
Скотт отдал честь и предоставил генерала его очередным делам.
22
Скотт провел остаток дня с Сэмом; сначала они боролись в клубе Маккавеев, а потом пили пиво и ели мезе в баре «Гелио». Сэм чуть было не положил его на обе лопатки старомодным приемом, но Скотт сделал бросок с полунельсоном и быстро подтянул Сэму ноги кверху. В баре «Гелио» они сыграли в домино; прикрывая большими ладонями свои кости, Сэм каждый раз выигрывал, и Скотт заплатил за прокат домино и за пиво. Оставив Сэма в баре, он вернулся к Пикоку.
— Зачем вы это сделали? — спросил его Пикок. — Почему вы отказались?
— О чем теперь говорить? Дело сделано.
— Вы знаете, кто получил назначение?
— Нет.
— Я, — сказал Пикок. — Вы думаете, я смогу с ним справиться?
— Безусловно.
— Какая чепуха, Скотти! Я буду командовать, но дело все равно придется делать вам. Вы будете моим заместителем. Какой от меня толк?
— А почему вы согласились?
— И сам не знаю. Мне понравилась идея взять с собой в пустыню Шейлу и Питера, пусть побегают на заднем дворе у Роммеля. Правда, здорово?
— Что ж, у вас был стимул не хуже других. Не расстраивайтесь, все будет в порядке.
— Знаю. Но назначение должны были принять вы. Всегда лучше играть первую скрипку. Разве вы не понимали, что вам все равно придется все тащить на себе?
Скотт кивнул:
— Война — это война. Да я отказывался-то в общем не от самого назначения…
— А от чего же, черт бы вас побрал?
— Совсем от другого. Но теперь уже не о чем говорить.
Он много раз бывал в кабинете у Пикока, но сегодня впервые удобно уселся на походный стул и почувствовал удовольствие от того, что здесь находится. Прежней натянутости как не бывало.
— Вы уверены, что поступили правильно, Скотти?
Скотт лениво кивнул головой, поиграл кожаным стеком Пикока и понял: он поступил правильно.
У него вдруг стало так легко на сердце, что он отсюда же позвонил Люси Пикеринг. Она сказала, что заедет за ним к тете Клотильде, и попросила ее там подождать. Ничего больше она говорить не стала, и он сразу же отправился к себе в пансион.
В его отсутствие к нему заходил Куотермейн и, взяв у тети Клотильды перо и бумагу, оставил Скотту записку.
«Дорогой генерал Скотт!
Если вы этого еще не знаете, сообщаю, что нас с Атыей уже сцапали и препровождают в Сиву; мы летим на «Вако»[43]. Это — очередная проделка Черча. Он объявил, что мы должны участвовать в большом рейде (до самой Агейлы) вместе с ребятами из отряда дальнего действия. Это еще что за фарс? Вот чертов дурак! У меня есть все основания предполагать, что операции планирует теперь ваша подружка миссис Пикеринг. Роммелю будет не до смеха!
