Долго спорили и в конце концов решили, что я иду со Скоттом, но буду во всем его слушаться и не стану обгонять ни при каких обстоятельствах. Скотт вдруг даже обрадовался, он нашел тут свою логику:
— Если мне удастся провести через лес одного человека, значит, я провел бы и целый батальон. Ну ладно, пошли.
Он сделал шагов десять и со всего размаха плюхнулся ничком.
— Господи Иисусе! — простонал он, и хохот Хемингуэя полетел по лесу, как призывный клич ночной птицы.
— Ах, мне жаль тебя, — причитал Хемингуэй, — мне жаль тебя! Ах, капитан, капитан…
Скотт выронил бутылку и шарил по листьям в ее поисках, я подошел, помог ему подняться.
— Ничего, погоди, скоро и тебе придется протопать на своих ножищах по этой ничейной земле, — кинул он Хемингуэю.
— Да ты даже не в ту сторону пошел! — хмыкнул Хемингуэй.
— Как?
— Ты взял на восток. А тебе надо на запад.
— Я сам знаю, куда мне надо.
Оба говорили весело, и я понял, что, несмотря на всю жестокость затеи, они ею наслаждаются.
— Куда нам, Кит? — шепнул мне Скотт. Он старался застегнуть верблюжье пальто, взбухшее от бутылок. — Ты мне только направление покажи, а дальше уж я сам.
Я почти не видел его, чуть не наугад взял его под руку, мы вломились в густую листву и вдруг очутились у крутого обрыва. Я поскорей потянул Скотта за собой, туда, где, как мне казалось, лежал прямой путь к его шляпе, до которой я мало надеялся добраться.
— Я минут через пятнадцать несколько раз прокычу совой, — крикнул Хемингуэй, — в знак того, что я иду за вами по пятам, как охотничий пес!
— Вот я вернусь и с тобой разделаюсь, капитан Хемингуэй, — крикнул Скотт. — Путь открыт, идем напрямик!
Но не прошли мы и ста ярдов, как я понял, что ничего у нас не получится. Осенняя ночь упала на нас сразу, черная и сырая, земля была вся в ухабах, лес мрачно затаился, мы не различали даже ближних деревьев, натыкались на них. Скотт растерялся.
— Кит… Господи… Ты хоть что-нибудь видишь?
— Ничего. Тут невозможно пройти.
— Ну вот, что за слова. Эрнест только таких от нас и ждет. — Тут Скотт снова упал. Застонал, поднялся. — Пошли, — сказал он. — Вперед. Будем как тот безумный англичанин, который силком волок коней всю дорогу до Южного полюса. Важно стремиться к цели, Кит…
Он пошел напролом; мои глаза привыкли к темноте, и я Оросился за ним, как некогда доблестные соратники за великим Робертом Фолконом Скоттом[19]. Что еще им оставалось? Что еще оставалось мне?
— Скорей, — бормотал Скотт, — Эрнест догонит.
Не успели мы одолеть еще одну горку, Скотт снова плюхнулся и заорал, потому что я споткнулся об него и на него навалился. Ямы, рытвины крылись под густым папоротником на каждом шагу, и как только мы, слава богу, добрались до какой-то полянки, я схватил Скотта за руку и сказал, что дальше его не пущу.
— Да вы хоть в ту сторону идете-то? — сказал я. — Нельзя ломиться наобум.
Скотт вспотел, задыхался, я тоже.
— Почем я знаю, в какую нам сторону, — прохрипел он. — Просто надо идти и идти, чтоб Эрнест не догнал.
— Ладно, — сказал я. — Ладно. Вы только не волнуйтесь.
Снова мы поскакали по папоротнику, по скользким, облиплым кочкам. Я уже было освоился с этой гонкой, но тут Скотт рухнул в огромную груду листьев, перекувырнулся и зарылся в нее чуть не с головой.
— Все пальто проклятое, — проговорил он, задыхаясь и выныривая из-под листьев, как пловец из воды. Он содрал с себя верблюжье пальто, швырнул на низкий сук березы.
— На обратном пути захватим. Нож у тебя есть?
Я всегда таскал с собою нож.
— Открой бутылку, — и он сунул ее мне в руки. — Надо горло промочить. Тошно мне.
Я не стал спорить. Зачем? Что толку? Я открыл бутылку и протянул ему. Скотт налег спиной на березовый ствол, а голову свесил и все не мог отдышаться. Потом он задрал голову, несколько раз приложился к бутылке и отдал ее мне.
— Нет, спасибо, — сказал я.
— И правильно, — сказал Скотт. — Совершенно правильно, Кит. Не сдавайся. Только не сдавайся, никогда. Поверь, уж я-то знаю.
Вино как стимулирующий укол мгновенно подействовало на Скотта, верней, оно подстегнуло его актерские способности. Когда Скотт встал, он снова шатался. Но я-то знал, что вовсе он не пьян. Он еще как бык трезв, удивительно трезв, хотя он ужасно странно и путанно говорил.
— Давайте сюда бутылку, я понесу, — сказал я, а сам решил зашвырнуть ее подальше.
— Ха-ха. Не лишай меня моего единственного неотъемлемого права, старина Кит. Не тронь! И не учи меня, — прибавил он злобно.
И вдруг побежал вперед, будто услыхал за собой лай собак и улюлюканье охотников.
— Бежим, бежим, — чуть не взвизгнул он.
Я подобрал его пальто и тоже побежал. На бегу он швырнул бутылку. Она разбилась о ствол.
— Что это? — он даже остановился.
— Вы бутылку разбили.
— Я?
Он снова побежал, добежал до крутой горки, не смог ее взять, свалился в грязь и там остался лежать. Он так задыхался, что я подумал, он все пошлет к черту. Тут мы услыхали, как на бретонский лад кычет сова.
— Шшшу-аны… шшшуаны…
— Хемингуэй. — И Скотт поднялся на ноги. — Господи, догоняет.
— Погодите-ка, Скотт, — сказал я. — Ему нас тут ни за что не найти. Почему бы сперва не разобраться толком, в какую нам сторону?
— А Эрнест и не станет нас искать, неужели ты не понял? Он хочет нас обогнать, вот и все. Он хочет раньше добраться до моей шляпы. И, ей-богу, он доберется до нее, как пудель Эдит Уортон, только чтоб доказать, какой он замечательный солдат и как он здорово ориентируется в лесу. И нечего тебе со мной спорить. Пошли.
Он снова пошел, он спотыкался как слепой. Свесил голову и шарил руками по воздуху, чтоб не наткнуться на дерево. Я двигался за ним таким же манером, и хоть смысла во всем этом было не больше, чем прежде, я тоже спотыкался, падал, вставал, — а что мне еще оставалось? — а он то и дело скатывался в ямы, в вороха листьев и вот, кажется, совсем изнемог. Потом он насилу поднялся, подполз к поваленному дереву, оперся об него и сказал:
— Только ты ради Христа меня подымай, Кит. Если ты меня оставишь лежать — я пропал.
— Да какая разница? — простонал я, шлепаясь на мертвый ствол с ним рядом и изо всех сил глотая воздух. — Мы же все равно не знаем, где мы.
— Брось ты свои английские штучки, — осадил меня Скотт. Он попробовал подняться, не держась за дерево. — Я точно знаю, где мы. Я разработал план кампании, и вся позиция у меня в голове как на карте. — Он постучал себя по лбу. — Так что держи свои английские штучки при себе.
Опять он сунул мне бутылку — последнюю. Только тут уж я отказался ее открывать.
— Если вы выпьете еще хоть каплю этой дряни, нам не видать вашей шляпы и нам вообще не выбраться отсюда.
— Открывай!
— Нет.
— Открывай немедленно, щенок!
