посмотрела по телевизору мультфильм «Варежка» и расстроилась окончательно, и на том месте, где мама с книжкой заходит в комнату и видит, что девочка гладит рукавицу и поит ее молоком из блюдечка, в форточку влез ангел – корма его чуть не застряла в форточке, упитанный ангел, ничего не скажешь – и принялся вытирать мне нос польским бумажным платком с запахом мяты.
В магазине канцтоваров встретила Фауну. Она сказала, что теперь, после победы Хрющенко, пособия по уходу за ребенком до трех лет будут выплачивать только матерям пятерняшек, и то при условии, что все дети будут разнополыми. И откуда, скажи на милость, она берет такие новости? Я, как раз наоборот, слышала, что детям до трех лет в специальных пунктах станут выдавать печенье, полкило в неделю, а старичкам и старушкам – газету «Факты» и сосательные конфетки. Фауна же на это дико хохочет и говорит, что конфетки не конфетки, но кое-что сосательное все мы получим. Она всегда была вульгарна, но время рассудит нас, дорогая Флора.
На этом я прощаюсь, пиши мне.
Письмо 13
Уважаемые инопланетяне!
Вы правы, я несколько пристрастна к культурологам. Разумеется, и они на что-то годятся, разве я спорю. То есть, будучи правильно обученными, они способны даже помогать по хозяйству. Но на этот раз вы спросили не о культурологах, так что оставим их. Вы просили описать мои взаимоотношения с телевидением. Эта тема менее скользкая, хотя тоже довольно болезненная.
Я все время смотрю телевизор. А он все время смотрит меня. Мне в этом смысле больше повезло, потому что я могу его выключить или переключить на другой канал. А он меня переключить не может, разве что слегка выключить – ну, я смотрю некоторые новости, например, и иногда от удивления аж выключаюсь. Телевизор мне мстит за такое положение вещей. Он показывает мне черт знает что. Например, фильм о том, как пятеро ужасных вульгарных ненормальных бандитов собираются ограбить ювелирный магазин. Один час тридцать восемь минут с перерывами на рекламу я вынуждена на них смотреть и в конце концов решаю полюбить их, ведь не целиком же они плохие. Ну, родились ненормальными, воспитаны вульгарными, ступили на скользкую дорожку, так в основном это не их вина. И только было мне удается убедить себя в этом, как их всех до одного убивают полицейские.
Или вот фильм о том, как один маленький мальчик из неблагополучной семьи очень хотел увидеть Папу Римского. И фиг бы с ним, но он хотел при этом непременно быть одет в женское платье. Ну, и в конце ему это удалось. Хеппи-энд, понимаете ли.
Или ток-шоу. Некий вульгарный толстый мужчина, плохо говорящий на всех языках, на которых он думает, что умеет говорить, публично рассказывает женщинам, что им делать с их проблемами. На уровне «Муж изменил? Измени ему в ответ!». И полный зал толстых некрасивых неумных женщин, только что безвкусно причесанных штатным телевизионным стилистом, хлопают, топают и высказывают свое никому не нужное, написанное штатным сценаристом мнение – гнусными природными голосами, с которыми никакой штатный специалист ничего не способен сделать.
На других каналах тем временем идут шедевры мирового кинематографа, перемежаемые изредка самыми горячими и объективными новостями и аналитическими программами, в которых умные элегантные ведущие тактично беседуют с властителями дум. Но это на других каналах – или мой телевизор вовсе их не принимает, или же все упомянутые программы просто сбегают от меня.
Лучшее, на что я могу рассчитывать, – это передачи о животных. Чаще о рептилиях. А я не люблю животных. Рептилий вот, в частности, не люблю. То, что я держу дома игуану, еще ни о чем не говорит. У одной моей подруги вот папа еврей, а мама антисемитка, прекрасно себе живут лет сорок пять, и маме этой не кажется, что это нелогично, хотя евреев за это время она не полюбила. А игуану мне подарила Фауна на позапрошлый мой день рождения, так не выбрасывать же ее. Я и неодушевленный предмет не могу выбросить; раз ребенок моих друзей забыл у меня дома игрушку тамагочи, так я даже ночью просыпалась посмотреть, не подох ли пингвинчик, я ведь не была уверена, что знаю, как с ним обращаться. Утром я отвезла игрушку хозяевам и счастлива была от нее избавиться. С живыми существами еще хуже, а хуже всего – с людьми. Но это я отвлеклась. А телевизор показывает мне, как животные едят друг друга. Рыбы едят рыб, а оставшихся рыб ест кит или там белый медведь. А того ест человек, все в таком роде.
Мультфильмы считаются зрелищем для детей. Видимо, потому, что у детей нервы крепче. Мультфильмы обычно бывают о мутантах, произошедших из людей или животных, о вампирах, привидениях, чудовищах (монстрах) или о животных, сошедших с ума. Самое безобидное, что делают персонажи мультфильмов, – это жестокие шутки друг над другом, наподобие засовывания динамитных шашек друг другу в различные отверстия организма. В остальное время персонажи издают неприличные звуки, ругаются, дерутся и являют этим бесподобные образцы для подражания ученикам младших и средних классов.
Последним моим прибежищем остаются сериалы, телероманы и теленовеллы мелодраматического содержания. Так что последние новости таковы: Палома оставила Диего перед алтарем и сбежала в Мехико, чтобы работать у Фабиана. Мария дель Кармен вышла замуж за Эрнесто, но она не знает, что он любит Барбару. Элена и Жозе поженятся, но не в ближайшие пять серий – у них там траур, потому что погибла мачеха Элены. Хуан Антонио Веласкес и Педро Руис будут стреляться, победит дружба. Себастьян решил клонировать покойную Терезу, не зная, что у нее осталась сестра-близнец. Отец Бернардо узнал, что его сын – гомосексуалист, и лишил его наследства. Селеста вызвала дух покойной крестной, и как раз на этом кончилась серия. Особенно меня беспокоит Диего, он может наделать глупостей. Каждый раз, как Палома оставляет его без присмотра, он напивается и влипает в историю. Теперь вот она оставила его ради его же блага – но разве ему объяснишь...
На этом я заканчиваю.
До свидания, дорогие инопланетяне.
Письмо 14
Дорогая Флора!
У меня на кухне происходит нечто чрезвычайно занимательное. Если ты помнишь, на полке, где стоят банки с крупой, я держала шарик, который подарили мне инопланетяне. В последние дни он помутнел, потом вовсе перестал тикать, а потом начал тихонько петь – немного похоже на чайник со свистком, но тише и мелодичнее. Прислушавшись, я даже разобрала вполне определенный мотив. Так он пел два последних дня, и Валентина даже брала его на ночь к себе вместо радио. А вчера вечером он издал громкий щелчок – я как раз была на кухне, набирала воду в лейку. Тут же погас свет. Ты знаешь, что свойство нашего электричества таково, что оно может погаснуть вообще безо всякой причины, поэтому я не удивилась и полезла за свечкой. По причине большой практики я могу нащупать в темноте все что угодно, а уж свечку найти могу совсем легко. Напомню тебе, что свечи у меня лежат именно на той полке, где стоят банки с крупой. И вот, потянувшись за свечой, я нащупала нечто мохнатое, теплое и довольно приятное. Сначала я отдернула руку, но потом, не услышав никаких агрессивных звуков, протянула ее снова. Вообще это мохнатое вызвало мое доверие. Я стала гладить его, и оно протянуло в ответ свою конечность и стало гладить меня по плечам и спине. На ощупь я определила, что существо было большое и, насколько я могла судить, целиком покрытое шерстью. Шерсть длиной и фактурой наводила на мысли об овчарке, но запаха не было, во всяком случае животного запаха, – так, витало вокруг что-то наподобие ванильного аромата, как у автомобильного дезодоранта. Так мы некоторое время гладили друг друга в темноте, а потом существо запело свою странную песню, укачивая меня в своих объятиях. Это понравилось мне, хотя я немного смутилась. Потом существо стало отступать назад, туда, где по моим представлениям был шкаф и куда оно по причине своих больших размеров отступить никак не могло. Так или иначе, оно выпустило меня из объятий и перестало петь. Через несколько секунд – так мне показалось – зажегся свет. Шарик лежал на месте и громко тикал. Прозрачность его полностью восстановилась. От мохнатого существа не осталось никакого следа.
Успокоившись и подумав, я пришла к выводу, что я не уверена в благопристойности произошедшего между мной и мохнатым существом. Я даже не имею в виду инопланетных взглядов на приличия – они вовсе мне неизвестны. Но прилично ли, с твоей точки зрения, обнимать у себя на кухне неизвестное мохнатое существо, о котором ты не можешь даже сказать, что впервые его видишь – потому что ты его не видишь, –
