Иероглиф Кальвина

Омлет, манка или творожные смеси. Хорошо хоть должность капитана избавляла меня от необходимости есть в общей столовой — еду приносили прямо в каюту.

— Проблема в том, что жажда развития для этих существ стала первоочередной целью. Основным и единственным инстинктом, — продолжала Лина. — Каждый из них должен был либо добавить в общий иероглиф некую новую черточку, либо умереть.

— Нож?

— Важадхава — отличное словечко, — кивнула Лина. — Это больше, чем просто нож…

Она потерла пальчиком висок, собираясь с мыслями.

— Представь себе, что ты должен найти новый вариант для своей жизни. Ты должен четко знать все варианты, которые кто-то прожил до тебя, и суметь создать новый вариант. Раз за разом, пытаясь придумать, из кожи вон вылезти, но сделать что-то уникальное, особенное, неповторимое. Добавить новую линию в общий вектор развития. Если ты не смог придумать в некий отведенный срок что-то новое — ты погибнешь. Твоя дальнейшая жизнь не будет иметь смысла. Более того, ощущение приближающейся смерти, по мнению сородичей Хола, должно было подстегнуть творческий процесс. Все — или ничего! А когда сотворишь — живи до смерти. Почти бесконечно… — Это глупо…

— Это просто иной путь развития. — Лина поморщилась. — Вспомни, как на это смотрят люди. У нас творчество не является жизненно необходимым фактором. В итоге — мы имеем ноль. Человек, особенно современный, не способен сотворить что-то новое. Не для славы, денег, а просто — сотворить. Современным творцам до зарезу необходим сильный стимул. Признание, статус, деньги. Поэтому мы превратили творчество в поток ширпотреба.

— Тогда зачем это все?

— Люди — это ресурсы, которые приносят пользу населению. У нас всегда были прослойки созидателей и потребителей…

— У нас, людей, принуждение бывает внутренним.

— У этих существ принуждение к творчеству всегда было внешним. А теперь представь, что все люди начинают исключительно созидать. Тирания творчества, подхлестываемая жаждой существовать и развиваться. С огромной скоростью развиваться.

— И они погибли.

— Да, погибли. В конце концов все варианты были исчерпаны. Их цивилизация оказалась в тупике. Они были вынуждены повторять то, что уже было сделано их предками. Какая разница — бесполезная жизнь одного или миллиардов? Они объявили сами себе смертный приговор и привели его в исполнение в строго определенный срок.

Перед моими глазами возник Висельник.

Каждую ночь я пытался найти новое объяснение моему сну. Раз за разом, новый вариант… Чего от меня хочет получить Хол? Ждет, пока все варианты объяснения этого сна закончатся. И что случится, когда это произойдет?

— Хол — это послание, — подытожила Лина. — Может, чуточку больше, чем просто послание. Вспомни, в какой позе он сидел. Вспомни, где он сидел. Даже у землян есть символ жизни — дерево. Иггдрасиль.

— Он понимает, что мы говорим?

— Да. — Лина замешкалась. — Разглядывает наши мысли, как картинки, но слова не понимает. Знаешь, а они ведь наверняка ждали. Надеялись на чудо. Интересно, Орлиный Нос, что мы должны были доставить на их планету? Оружие? Вряд ли. Можно нарушить правила ассоциации и вскрыть груз?

— Я попробую. Для начала сделаю запрос. Завтра в любом случае откроем…

— Хорошо.

— И еще… Мне хочется поговорить с Холом. Думаешь, не будет проблем?

— Вряд ли.

В тот вечер я так и не поговорил с ним.

«Меркурий» готовился покинуть пространство Дома Знаков, и мое присутствие на капитанском мостике было необходимым. Всегда найдется сотня-другая неотложных дел — была бы причина. Честно говоря, глубоко в душе я хотел побеседовать с Холом. Хотя бы о Висельнике. Хотел — но боялся.

Запрос на вскрытие грузовых контейнеров я, согласно юридическим инструкциям, выслал в ассоциацию военной торговли. Связь была достаточно быстрой. Сутки — и ответ появится в нашей информационной базе.

В любом случае история подходила к концу.

Был ли мир, когда я закрывал глаза?

Я живу в своем собственном кошачьем ящике Шредингера. (экран мерцает, и сквозь помехи виден лишь силуэт Виктора)

Внутри меня есть только я. Здесь есть все, что мне нужно. Даже Висельник здесь есть. Может быть, это — я в будущем. Кто знает?

Кто способен с уверенностью заявить, что я еще жив, как та дурацкая кошка?

Мне придется понять, что находится за границами этих стен. Или придумать. Или создать. Какая, к черту, разница?

Сегодня все иначе…

Я опять видел этот сон.

Отключи мемокамеру, в глазах от тебя рябит. (экран гаснет)

Нужно собраться с мыслями. (пауза) Я стоял перед Висельником, смотрел на него и размышлял.

Висельник был всего лишь символом.

Я подумал, что этот символ — концентрат жизни некоего человека.

Комната — граница его жизни. Возможно, тогда-то, в пределах этой комнаты, этой маленькой спичечной коробочки, когда-то существовал целый мир Висельника, где он мог спать, есть и общаться с людьми. Но в конце концов он умер, пускай даже таким страшным образом. Встал и повесился.

И после его смерти исчезло все, что его окружало.

Даже стул исчез… (пауза)

В этом поступке выразилась вся суть его жизни.

Именно об этом я подумал сегодня во сне. А потом… (пауза)

Он посмотрел на меня сверху вниз, с высоты своей петли, и прошептал, едва перебирая губами: «Прежде чем рассуждать обо мне, подумай, как здесь оказался ты?»

Запись от 452.8, Виктор Кальвин, 4:57 мемокам

В то утро я проснулся от вопля тревожных сирен. Наспех оделся и побежал на мостик. Лина проводила меня обеспокоенным взглядом. Она понимала, что в подобной ситуации может помочь только тем, что не вмешивается.

В караульной трое дежурных офицеров тупо пялились на мониторы слежения.

Экраны демонстрировали записи нескольких камер, размещенных в переходах «Меркурия».

Вооруженный отряд был уже на полпути к каюте Хола, но остановить пришельца они вряд ли смогли бы. Двух своих охранников он, судя по всему, просто ослепил — они терли глаза и натыкались на стены в переходе.

Самого Хола в каюте не было.

Черт знает, как этот деревянный человечек сумел открыть дверь с электронным замком;

Он возник на одном из экранов — темный, бесстрастный, сжимающий что-то в руке. Только потом, когда все закончилось, наши специалисты сказали, что чужак вырезал себе сердце.