таки жив? И надо срочно переговорить с Касьяновым. И он опять раскрыл рот и не очень внятно сложил фразу: «Какое сегодня число?»
— Тринадцатое августа, — голос Волошина слышался как бы из глубокого колодца.
И мысли стали хаотично нагромождаться на эту цифру и он никак не мог сообразить, сколько же времени он здесь, под скалами, провел? Неужели целые сутки? Да, не меньше. Иначе никто из присутствующих не успел бы прилететь из Москвы… А как они узнали — где я и что со мной?
— Мне надо немедленно связаться Касьяновым, — посиневшие губы, наконец, одолели этот несложный текст.
Волошин кинул взгляд на врача, ожидая ответа.
— Еще немного подождем… хотя бы полчасика, — ответил Козиоров и стал нащупывать у президента пульс.
Он не видел, как к Патрушеву подошел загорелый, с зеленой косынкой на голове, командир разведки капитан Безуглов и тихо сказал, что со стороны Панкийского ущелья направляются две группы боевиков — двести-триста человек. Передовая группа на лошадях передвигается довольно быстро и через пару часов будет здесь…
Патрушев, Рушайло и заместитель командующего войсковой группировки на Северном Кавказе отошли под натянутый тент и начали обсуждение ситуации.
— Этого надо было ожидать… и мы их встретим. Какие у вас силы? — обратился он к Рушайло.
— Ребята из «Вымпела» уже заняли позицию… сейчас посмотрим… Дайте, пожалуйста, карту, обратился он к своему помощнику.
Когда принесли карту, Рушайло, устроив ее на коленях, тут же развернул.
— Ну и прекрасно, еще две роты спецназа разведки уже на подходе… Боевиков надо встретить и добить здесь, — сказал он. — Я свяжусь с Корнуковым, пусть его вертолеты немного поработают. А остатки боевиков прижмем к скалам…
— Но не лучше ли позволить им войти в ущелье, после чего как следует отбомбиться. Ведь здесь группа Шторма установила маяки, так что есть неплохой целеуказатель для крылатых ракет.
Однако Рушайло, внимательно слушающий генерала, возразил:
— Прежде чем отсюда уйти, в ущелье и в казематах должны поработать следственные группы — нашего МВД и ставропольской прокуратуры. Здесь полно работы для экспертов, при этом нужно эвакуировать убитых, а для этого нужно время…
— Значит, устроим засаду в двух-трех километрах отсюда, завяжем бой пока тут ведутся работы, а после нашего ухода все равно надо эту берлогу того… — генерал сделал выразительный жест большим пальцем, — нужно взорвать к чертовой матери. Чтобы другие не могли ее использовать…
Подошел помощник президента Тишков. Обратился к Патрушеву — вышли из-под тента.
— Вас хочет видеть президент, — сказал помощник. — Он, кажется, выходит из пике.
— Хорошо, Лев Евгеньевич, я сейчас, а вы, пожалуйста, найдите нашего радиста, пусть он свяжется с правительством… с Касьяновым лично… И побыстрее…
— Хорошо, я это сделаю.
Президент был бледен, но глаза, как прежде, наполнились голубизной. Возможно, в них отражалось небо, которое в августе в этих широтах по особому наливается густой синевой.
— Я вас слушаю, товарищ президент, сказал подошедший к носилкам Патрушев. — Все готово для связи с правительством.
— Николай Платонович, вы нашли Шторма… Андрея Алексеевича?
— Да, он здесь со всеми вместе, — Патрушев вполоборота обратился к тому месту, где лежали убитые разведчики.
— А Тайпана?
— К сожалению, эта одноногая сволочь опять уползла… А может, взрывом разложило на молекулы и следов не осталось.
— Этого не может быть, — беззвучно шептали губы Путина, — не может быть, он же не дьявол, он всего лишь человек.
Патрушев, глядя на приближающегося радиста, за плечами которого колыхалась длинная антенна, неопределенно произнес:
— Никуда Шамилек от нас не уйдет, рано или поздно попадет в петельку. Зато ошметки Эмира и Барса разметаны по всему гребню ущелья… И как вам это удалось, Владимир Владимирович? Не приложу ума…
— Одну минутку… Какое сегодня число? — Он забыл, что несколько минут назад об этом спрашивал Волошина.
— Тринадцатое… Счастливое для вас число, можно поздравить с успехом…
— Это не ко мне, — вялым движением Путин указал куда-то наверх. — Все сделали ребята из «Дельты»…
Патрушев сглотнув нервную сухость, сказал:
— Да, я в курсе… Двоих американцев мы нашли наверху, к сожалению, убитыми… Полковник Дорман тоже убит, поймал три пули…
— Это работа Гараева…
— Мы его тоже нашли… в сортире. Очень неплохая тема для гусенят…
Путин отвернулся, ему снова стало не по себе, однако вида не показал.
Радист пристроился рядом с носилками. У него капельки пота на раскрасневшихся щеках и вихор торчит из-под голубого берета. Рацию снял со спины и поставил перед собой. Он осторожно приподнялся и надел наушники на голову президента.
— Немного в эфире пошумит и перестанет, — сказал радист и положил палец на тумблер.
Когда в наушниках послышался голос Касьянова, Путин вместо того, чтобы говорить, замешкался, начал тереть лоб, словно силился что-то вспомнить. А он и в самом деле не мог сразу сосредоточиться, мысли разлетелись и ему мучительно захотелось остаться одному. Но пересилив неопределенность, он сказал: «Михаил Михайлович, надеюсь у вас все в порядке? У меня тоже, если не считать легкого насморка. Теперь о деле: пишите указ… В связи с болезнью президента, его полномочия переходят к главе кабинета министров, ну и т. д. Сегодня 13 августа, а я приступлю к своим обязанностям только 14, то есть завтра, так что продлите свои полномочия… Не будем об этом, это отдельный разговор… У меня к вам небольшая просьба… Свяжитесь с Людмилой и скажите, что я завтра ей позвоню, а может, даже сегодня попозже, вечерком. Вылетела в Бочаров ручей? Ну это еще лучше… Нет, все рассказы будут при встрече…»
От напряжения у него перед глазами заплясали черные мотыльки, мир как-то скособочился и стоящий рядом доктор и сидящий на корточках радист вдруг куда-то отдалились, и в искаженных пропорциях стали напрягать его воображение. Однако, сделав несколько движений головой, — от плеча к плечу — в голове вновь прояснилось, если, конечно, можно говорить о какой бы то ни было ясности в контуженном сознании.
Он опять вспомнил Сайгака — не терпелось узнать, куда он в ту ночь убежал и что ему сказал Шторм? И опять мысли завертелись вокруг убитых спецназовцев и, словно в фотовспышке, перед глазами отчетливо появлялись лица Гулбе, Изербекова, морпехов, а главное, Шторма — его донельзя усталый взгляд, устремленный в вечность…
…Бой, как и все чуждое здравому смыслу, начался внезапно. Сначала послышались отдаленные автоматные очереди, затем — взрывы, которые звучали с нарастающей интенсивностью. Путин хотел приподняться, но его успокоил доктор, вдруг побледневший, с трудом скрывающий волнение. К носилкам подбежал Патрушев — у него тоже осунувшееся лицо, но голос, когда он заговорил, был твердый, без малейшей ущербинки.
— Доктор, возьмите пару бойцов и внесите носилки в укрытие.
Патрушев кого-то позвал и через минуту президент снова оказался под сводами пещеры. И первое, что он ощутил — умопомрачительные запахи разлагающихся тел. Снаружи раздавались команды и он отчетливо слышал голос Рушайло: «Просочились, сволочи, шмаляют из минометов…» Президент не видел, как министр МВД, бегом, направился в сторону южного створа ущелья, увлекая за собой десяток собровцев.
Патрушев, примостившись у рации, пытался соединиться с командиром высланной вперед роты. И по
