– Лорна, пошла на…! – заорал режиссер. – Иначе я сам тебя загрызу, поняла? Я знал, конечно, что ты дура, но степень твоего идиотизма даже предположить не мог! Что же касается тебя, Джеро, – видно было, что Сикорски с трудом сдерживает раздражение, – давай сделаем так. Я пока буду снимать эпизоды без твоего участия, а ты ложишься на обследование. И пока врачи не установят причину твоего странного недомогания, не возвращайся. Каждый съемочный день, как ты знаешь, стоит немалых денег, и я не хочу их тратить на отдых в румынской глуши. Я лично предпочитаю отдыхать в более цивилизованных местах. Давай, собирайся. Куда ты там хотел поехать – в Москву? Вот и поезжай, заодно со своими увидишься.
– Да, наверное, – Яромир уже почти ничего не соображал, единственное, что ему сейчас было нужно, – дойти до кровати, упасть и… Умереть, наверное, уж очень погано было. – Пожалуй, ты прав. Извини, что так получилось.
– Ничего, всякое бывает, – буркнул режиссер. – Главное, чтобы в итоге ты снова стал прежним. Тебя отвезти в город?
– Позже, я пока полежу в вагончике, отдохну.
– ОК, – кивнул Сикорски и повернулся к собравшимся вокруг членам съемочной группы. – Так, планы меняются! Сегодня будем снимать купание Лорны в озере!
– Купание?! – взвизгнула блондинка. – Но ведь еще холодно! Мы собирались эту сцену в самом конце нашего торчания здесь снимать, когда вода прогреется до нормальной температуры!
– Ничего, не замерзнешь. Перерыв двадцать минут, на переподготовку!
Недовольно ворча, народ разбрелся по сторонам, Сикорски тоже пошел к себе, не сказав Яромиру больше ни слова. И не предложив ему помощь. Казалось, он уже забыл об актере.
А может, так оно и было. Вкусная была кола…
Но Яромиру все это было абсолютно безразлично, главное – дойти до своего вагончика, не упасть, не показать им своей слабости. Будут потом хихикать и глумиться над Красичем!
«Да с чего ты взял, что кто-то будет глумиться?! Это же нормальные ребята, ты с ними не один раз пиво пил.
Ну пил, и что с того? Просто эти жалкие подхалимы хотели поближе познакомиться с самим Джеро Красичем, вот и улыбались льстиво, и друзьями прикидывались. Эти жалкие людишки…
Что? Людишки?! А ты-то кто? Человечище? Откуда столько презрения, павлин?
Я не знаю, но… Господи, как же плохо! И спасительного чая больше нет, эта дрянь Кэти разлила, да еще и не имеет смелости признаться, тварь такая!»
И вообще, в этой толпе лизоблюдов есть только один нормальный человек – Джулия. Вот она, ждет его у вагончика, с тревогой вглядывается в его глаза, словно хочет в них что-то прочитать.
– Привет, Джулия! – хрипло прокаркал Яромир и пошатнулся.
Но упасть не успел, через мгновение худенькое, но довольно крепкое плечо оказалось под его рукой, тонкая ручка – на талии, девушка подбадривающе улыбнулась и произнесла:
– Все будет хорошо, Яромир, вот увидишь.
– Надеюсь. – Он хотел ответить на улыбку, но сил хватило лишь на поднятие левого уголка губ. – Погоди… А ты что, русская?
– Да.
– Но откуда ты здесь?
– Тш-ш-ш, все вопросы потом, – Джулия мягко, но настойчиво подтолкнула его к двери. – Сейчас тебе надо прилечь, отдохнуть, я спою тебе песенку, напою чаем, и все пройдет.
– Чаем? – Елки-палки, до чего тяжелыми стали ноги, словно чугунины какие! – Таким, как у бабушки Иляны?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – прокряхтела девушка (тяжелый какой, зараза!). – У меня свои рецепты, самые лучшие.
– Хочется верить.
– Поверишь, когда узнаешь.
И дверь за ними захлопнулась.
– Да что ж за день сегодня! – плачущим голосом завопил Сикорски. – Ничего не получается! Лорна, сделай морду повеселее, пожалуйста! Ты наслаждаешься купанием, на-слаж-да-ешь-ся! А у тебя физиономия, словно тебя черти в котле варят!
– Так холодно же!
– Ни… не холодно, нормальная температура воды, специально ведь мерили – девятнадцать градусов!
– А для меня холодно! Особенно если полчаса в этой луже мокнуть приходится! Я на солнышко хочу, погреться!
– Погреешься, когда закончим!
– Ну хоть десять минуточек!
– Знаю я твои десять минуточек! А нельзя ни минуты терять, сейчас самое хорошее солнце для этой сцены, яркое, вода бликует, искрится. Давай, резвись, шлепай ладошками по воде, смейся! Камера, внимание!
– Да отпусти ты ее, она синяя уже вся! Ты думаешь, зритель поверит, что девица с фиолетовыми от холода губами и пупырышками размером с вишню каждая действительно наслаждается купанием?
От звука этого насмешливого, но все такого же бархатного голоса режиссер вздрогнул и обернулся.
В двух шагах от него стоял Джеро Красич, крепко стоял, не пошатывался. И снисходительно усмехался, наблюдая за барахтаньем Лорны.
Но стоял он не один, рядом, обхватив его за талию костлявыми лапками, пристроилась тощая крыска Джулия. И лицо ее теперь вовсе не было запуганным или робким, нет. Холодное, надменное выражение царицы мира, не меньше.
Сикорски на мгновение даже показалось, что Джеро и эта крыса стали похожи друг на друга, словно брат и сестра, хотя внешнего сходства там не было никакого. Но вот выражение лица, глаз – один в один.
– Джеро, что ты тут делаешь? – нахмурился режиссер. – Мы же договорились – ты на неделю уезжаешь в Москву на обследование.
– Никуда я не поеду, я абсолютно здоров.
– Ты это утром говорил, а потом опять сорвал съемку.
– Больше такого не повторится, я готов. Давайте снимать нашу с Лорной сцену, чего гриму пропадать!
– Ты уверен?
– На сто процентов. Джулия мне опять помогла.
– Вот кстати о Джулии. – Сикорски перевел взгляд на девушку, но смотреть ей в глаза почему-то не мог, было страшно. Сосредоточился на середине лба. – Хорошо, что ты пришла. Возьми чек и можешь быть свободна.
– Ты о чем сейчас, Джим? – нахмурился Красич.
– Я еще утром предупредил Джулию, что наша съемочная группа в ее услугах больше не нуждается.
– Ты что, уволил ее?
– Да.
– Почему?
– Я не обязан перед тобой отчитываться.
– Ну что же, – Яромир покрепче прижал к себе девушку, – тогда и я ухожу.
– В смысле?
– Разрываю контракт.
– Ты забыл о сумме неустойки? – прищурился режиссер.
– Нет, не забыл. Выплачу.
– И что, готов рискнуть столь внушительной суммой ради этой пигалицы? Джеро, ты точно болен!
– Я здоров, – холодно процедил Яромир. – И только благодаря Джулии. Поэтому работать без нее отказываюсь.
