– Все равно не покажу.
– Почему?
– Права человека и все такое. Еще и характер ни к черту.
– Но тогда я не могу пропустить вас.
– И не надо. – Я пожала плечами и повернулась, чтобы уходить.
В этот момент из подъезда вышел Анатолий и направился к нам:
– Максим, что у вас тут происходит?
– Меня не пускают, – наябедничала я, – и я ухожу.
– Почему не пускают?
– Потому что она отказывается показать, что в свертке, – спокойно пояснил охранник. – А по инструкции я не имею права…
– Молодец, садись, пять, – усмехнулся Кипиани. – Инструкцию выучил. Идемте, Варвара.
– А он не укусит? – Я опасливо прижала пирог к груди и боком обошла Максима, который уже с трудом сдерживал улыбку. – Вон, какие глаза голодные.
– У вас есть что кусать?
– Может быть, – ах, я вся такая загадочная, противоречивая вся!
Борьба за пирог совершенно расслабила и успокоила меня, и в квартиру брата я буквально влетела, радостно вопя:
– Олежка, посмотри, что я тебе принесла! На него охрана твоего босса покушалась, он их не кормит, похоже! Чуть отбилась!
– Чего шумишь, чумичка! – рассмеялся появившийся в прихожей брат. – Тут, знаешь ли, приличные люди собрались…
– Которые очень даже неплохо кормят своих подчиненных, – низкий, бархатный голос с легкой хрипотцой, от которого сердце вдруг бухнуло и замерло.
Но я ведь девушка собранная, психолог опять же, и вообще – мне не шестнадцать, чтобы в обморок падать от одного голоса. Надо еще поглядеть на владельца этого голоса, небось лысый обрюзглый тип с мешками под глазами, акульей улыбкой и волосатой тушей.
А вот и не угадала.
Прислонившись плечом к дверному косяку, на меня с вовсе даже не акульей, а вполне человеческой улыбкой смотрел… смотрел…
Приплыли, Варвара Николаевна.
Он не был красавцем, этот мужчина лет сорока, вовсе нет. Высокий, худощавый, но под тонким кашемиром джемпера угадывались тренированные мышцы, пепельные волосы очень коротко подстрижены, открывая высокий лоб. Черты лица совсем неправильные, резкие, он очень похож на актера Александра Дедюшко, погибшего в автокатастрофе, – тот же типаж. Голубые холодные глаза, замерзшие, судя по всему, очень давно, еле заметный шрам над правой бровью, рукава джемпера подтянуты вверх, открывая сильные руки великолепной лепки.
Ничего особенного, мужик как мужик. Но почему так хочется ощутить на своей коже прикосновение этих рук? И чтобы глаза, льдинками застывшие за длиннющими ресницами, оттаяли, осветившись нежностью? А твердые губы прошептали что-то ласковое…
Очнись, дура! И проверь, не затекла ли слюной!
К счастью, того, что Варвара Ярцева на мгновение превратилась в желе, никто не заметил. Надеюсь. Олежка уже шуршал пергаментом, разворачивая пирог, и спустя несколько секунд тесную прихожую заполнил аромат яблок и корицы.
– Варька! – восхищенно завопил брат. – Ты чудо! Мартин, посмотрите, что моя сеструха принесла! Это же наш семейный пирог! Яблочный, с корицей!
ГЛАВА 27
Мужчина внезапно странно дернулся, словно от небольшого удара током, лед в глазах на мгновение треснул, выпустив на волю растерянность. Но лишь на мгновение. А потом трещина затянулась, и все с той вежливой улыбкой он произнес:
– Понимаю, ты после болезни, Олег, но все же вспомни обязанности хозяина дома и представь нас.
– А чего вас представлять, вы уже оба здесь, ничего придумывать не надо, – хмыкнул Олежка, с удовольствием втягивая ноздрями аромат выпечки. – Это вот – моя сестра, Варя…
– Варвара Николаевна, – буркнула я, проклиная себя за ненакрашенность.
Вот была бы в образе, тогда этот тип не разглядывал бы меня с интересом покупателя мебели, словно табуретку какую! Да он бы… А я бы…
Все, Варька, угомонись сейчас же! Что за бунт гормонов!
И немедленно прекрати пялиться на надключичную ямочку мужика, которую так хочется поцеловать, провести губами по сильной шее…
Да что ж такое-то!
– А это, – продолжил тем временем Олег, – Мартин Игоревич Пименов, мой заказчик. И спаситель. И вообще, нормальный мужик.
– Таких характеристик мне давно не давали, – усмехнулся Пименов. – Порадовал. Ну что же, Варвара Николаевна, рад встрече. Хотя она не первая, между прочим.
– Что-то не припомню, когда я последний раз была в Давосе, – пожала плечами я, снимая шубу. – Да и вы вряд ли захаживаете на оптушку в Люблине.
Молодец, Варька, голос спокойный, не дрожит, глаза за очками удачно прячутся, фиг он что прочитает за бликующими стеклами. А почитать там есть что.
Господи, Пименов! Один из самых молодых олигархов России! И ничего удивительного в том, что я его не узнала, нет. Мартин Пименов не любит внимания к своей персоне, и порой довольно жестко реагирует на настырность папарацци. Вернее, не он сам, а его охрана. Поэтому фотографиями олигарха газеты и журналы вовсе не утыканы, публичность и Пименов – чаще всего взаимоисключающие понятия.
Да и я совершенно не интересуюсь обитателями другой планеты. Зачем? Все равно наши пути никогда не пересекутся, мы существуем в разных плоскостях, а желание подглядывать в щелочку за известными людьми чисто позырить у меня полностью атрофировалось за ненадобностью.
И о Пименове я наслышана исключительно благодаря недавнему скандалу, связанному с каким-то кретинским пари. Где-то в начале декабря пресса буквально взорвалась публикациями на эту тему, телевизионные каналы тоже не отставали, без конца муссируя пьяную выходку олигарха.
Ну точно, вспомнила! Там как раз речь шла о фотографии, которую должен представить Пименов! Фотографии призрака! Это показалось мне тогда особенно дурацким – детский сад какой-то, честное слово! Взрослый вроде мужик, сделавший огромное состояние практически с нуля, – и так вляпаться.
А не будет фото – придется одному из самых завидных женихов страны жениться на проституточного вида девице, на которой, если верить тем же папарацци, перебывало почти все мужское население столицы.
Теперь понятно, откуда взялась цифра триста тысяч долларов.
Я скинула сапожки и босиком прошлепала следом за братом на кухню, Пименов с помощником направились следом.
И на девяти квадратных метрах сразу стало очень тесно.
– А виделись мы с вами, Варвара Николаевна, – продолжил олигарх, – в клинике, где лежал ваш брат. В тот день, когда вы пришли к нему в первый раз. Вы едва меня с ног не сбили, так спешили куда-то.
Точно, было. Когда я в слезах и соплях выскочила из палаты. М-да, совсем грустно. Я ведь, когда плачу, еще плоше становлюсь. Как, впрочем, и все люди.
– Возможно, – кивнула я, забирая у брата пирог, – не припоминаю. Олежка, дай сюда, бессовестный! Кто же кусает весь пирог!
– Я, – расплылся в довольной улыбке поросенок. – Вкусно очень.
– Воду поставь греться для чая, разгильдяй. Или вы кофе будете? – невыносимо светским тоном поинтересовалась я, в этот раз сожалея не о пенсне, а о парандже.
Гораздо комфортнее, знаете ли, себя чувствуешь, когда твоя бесцветная физиономия спрятана от глаз самого лучшего в мире мужчины. Того самого, которого ждала все эти годы.
