дота. Фиговый из тебя экстрасенс, парень! Первое серьезное испытание, и собственные эмоции перехлестывают чужие. Истеричка! Когда вернешься, попроси деда Тихона купить тебе веер.
На то, чтобы миновать самый опасный участок перед входом в дот, требовалось максимум три минуты, но время вдруг стало тягучим, как густой сироп, и Кириллу казалось, что он застывает в нем, словно муха в янтаре. Вот выйдет сейчас кто‑нибудь из дота, а тут он плывет медленно и величаво.
Но никто, к счастью, не вышел, и даже голосов слышно не было. Надежно тут фрицы когда‑то устроились, понять бы только — зачем? Учитывая довольно специфическое местоположение, вряд ли дот защищал какие‑то стратегические рубежи. Болото, что ли? Или лесную чащу?
А может, это вовсе не дот, а какой‑нибудь сверхсекретный бункер, ведущий в подземный лабиринт?
Ага, и дряхлые одичалые эсэсовцы там прячутся. Не все ли равно, что это было во время войны, главное — что происходит здесь сейчас, в данный конкретный момент.
Миновав внушительное даже в заброшенном виде сооружение, Кирилл притормозил перед зарослями крапивы, преграждающими путь к заветной березе. Проще всего было бы буйволом проломиться сквозь них, опрокидывая врага навзничь, но тогда останется проломленный след. Хорошо заметный след.
Заросли зашевелились, и оттуда выбрался недоумевающий Тимка: «Чего встал, хозяин? Спалимся ведь!»
Так, если пес впечатляющих размеров сумел пробраться к березе, не оставляя следов, значит, сможет и он, Кирилл.
Правда, для этого придется встать на четвереньки, ну и что с того? Надо — встанем. Вернее, опустимся. Вот только ружье, оживленно ухнув, свалилось с плеча и шлепнулось на землю. Хорошо хоть не выстрелило. Что значит — и не должно было? Раз в году и палка стреляет, а тут — ружье.
Пришлось взять зловредную железяку в руку и ползти на трех с половиной конечностях, имея в качестве путеводной звезды задницу алабая.
Да еще и крапива, зараза, вволю развлеклась, застрекотав нарушителя спокойствия. Больше всего досталось рукам, лицо спасала балаклава. Впрочем, и без нее ощутимого ущерба не было бы, поскольку кожа на лице, вернее, то, что от нее осталось, давно потеряла чувствительность.
Все когда‑нибудь кончается, закончился и ударный пролаз сквозь крапиву.
Вот она, березонька, вот она, голубушка.
Глава 18
— Мы с тобой, Тимон, молодцы, — прошептал Кирилл, почесывая обрубки ушей алабая. — Вижу, ты себе лежанку уже протоптал, теперь я себе гнездо обустрою. Нет, вместе с тобой сидеть не буду, не приставай. Да потому что не видно отсюда ничего! Я полез наверх, а ты жди команды здесь. Можешь подремать. Все‑все, извини. Судя по твоему рыку, ты грозный воин, стоящий на страже. Только знаешь, приятель, принимая во внимание твой вес, долго стоять на ней не сто́ит, она все‑таки женского рода. Кто она? Стража, конечно. Ладно, не пялься на меня так озадаченно, у твоего хозяина словесная диарея от волнения. Все, мы с ружьем — на дерево, ты с клыками — под деревом. Вот такая вот диспозиция. Без команды ничего не предпринимать! Я пошел. Вернее, полез.
Одна из ветвей березы словно заранее знала о грядущей почетной миссии — участии в спасательной операции, — поэтому предусмотрительно выросла широкой и раскоряченной, образовав небольшую удобную пещерку из дочерних веток и листвы. Да к тому же не очень высоко от земли.
Во всяком случае, забрался туда Кирилл быстро и бесшумно. Ни кряхтенья, ни приглушенного мата, ни глухих ударов о землю — раз, и готово. Он уже на месте.
А место оказалось преотличнейшим. Мало того, что расположиться можно со всем удобством, опершись спиной о ствол дерева и повесив ружье на ближайшую ветку, так ведь и зона обзора была великолепной. Виден был не только весь дот, но и площадка перед ним, и ведущая к доту дорога.
На которой появился автомобиль. Тоже, разумеется, внедорожник, здесь другие не пройдут, но покруче — «Мерседес». О цвете даже упоминать не стоит. Нет, не розовый.
— Вовремя мы управились, — тихо прошептал Кирилл, послав псу пару ложек успокоительного.
Действительно, вовремя. «Мерседес» остановился возле «Фольксвагена», мягко урчавший мотор уснул, и из внедорожника выбрался высокий тощий мужчина, похожий на ящера. И вовсе не из‑за лысой, слегка приплюснутой головы и отсутствия бровей с ресницами. И не из‑за гибкого тощего тела, засунутого в дико смотревшийся среди болота дорогой итальянский костюм (разбираться в мужской одежде Кирилл пока не разучился).
Выражение глаз. И лица. Холодные неподвижные глаза рептилии и безразличная жестокость узкогубого лица — выскочи на мгновение изо рта кончик раздвоенного языка, Кирилл не удивился бы. Ну вот ни капельки.
В кармане у типа затренькал мобильный. Он вытащил навороченный смартфон:
— Ну, что там? Что? Телефон отключен? Видимо, из лагеря еще не сообщили, сами ищут. Звоните жене. Да, я приказал связаться с Тарасовым лично, но я имел в виду — никаких секретарей, помощников и прочей дребедени. А жена — это личное. Все, на связи.
Монотонный, какой‑то неживой голос мужчины впечатлял гораздо больше, чем свирепый ор, более соответствующий теме разговора.
На шум из дота выбрались трое, на ходу вытирая лоснящиеся жиром губы. Один из них держал в руках банку с пивом.
— Здрасьте, Олег Васильевич! — подобострастно прогнулся старший из них, пухлый и сдобный на вид мужчина лет сорока с узкими хитрыми глазками на широком плоском лице.
Остальные двое, судя по очень похожим мясистым физиономиям — братья, — держались немного позади, не проявляя, впрочем, особого почтения к вновь прибывшему.
Аборигены, в отличие от приехавшего франта, практически сливались с окружающим пейзажем, обрядившись в камуфляжные штаны и черные майки. Судя по украшающим откормленные торсы татуировкам, Гарвард гопота не заканчивала, ими были пройдены другие университеты.
— Привет, Шайтаныч, — сухо кивнул ящер. — Рассказывай и показывай. Я по телефону не стал подробности выяснять, люди рядом были. Надеюсь, все чисто прошло?
— Обижаете, Олег Василич, — развел пухлыми ладошками узкоглазый. — Я ж на вас не первый год работаю. Если Шайтаныч берется за дело, дело отдается Шайтанычу со стоном наслаждения!
— Избавь меня от своих похабных шуточек, — дернул щекой тощий. — До приезда англичан осталось три дня, и если Тарасов не откажется от контракта, я буду очень расстроен. Очень.
— Теперь откажется, куда денется! — пренебрежительно отмахнулся один из мордоворотов. — Пацан его у нас, папашка теперь шелковым станет. Верно, Витек? — толкнул он локтем брата.
— Сто пудов, Колян, — кивнул тот и снова присосался к банке с пивом. Оторвавшись, победоносно рыгнул. — Все будет чики‑пуки, не боись.
— Шайтаныч, — процедил ящер, глядя поверх голов мордастых, — скажи своим кретинам, чтобы заткнулись и не открывали пасть до тех пор, пока их не спросят. И что я настоятельно рекомендую мне не тыкать, это чревато.
— Че? — ошалело переспросил вроде бы Витек.
Вместо разъяснений сдобный пухлячок лениво приблизился к нему и коротким тычком расквасил нос. Та же процедура повторилась с Коляном.
— Вопросы? — мягко улыбнулся он залившимся кровавыми соплями мордоворотам.
Те отрицательно помотали головами, пытаясь остановить кровь.
— Тогда марш к воде, приведите себя в порядок да смотрите, не завязните в болоте. А мы пока парня проведаем с Олегом Васильевичем.
Сказано — сделано. Одни двинулись в сторону болота, другие — в дот.
